Крушение пирса - Марк Хэддон

Вдруг позади снова треснула ветка, и оба мальчика, тут же перевернувшись на спину, увидели прямо перед собой темный силуэт, на мгновение заслонивший слепящее солнце. Шон выстрелил, и выстрел прозвучал так близко от Дэниела, что он на несколько минут совершенно оглох; в ушах у него раздавалось лишь какое-то шипение, как в уличных проводах во время дождя.

Он сразу понял, что это вовсе не Роберт. Но потом кто-то с такой силой ударил его ногой в живот, что перед глазами у него все померкло, боль поглотила все его существо. Когда же ему удалось наконец, снова вздохнуть и выпрямиться, он открыл глаза и увидел склонившееся над ним лицо. Но лицо не человеческое. Это была морда косули, и она показалась Дэниелу на удивление большой. Он попытался отползти немного назад, но колючие ветки держали его крепко. Косуля лежала на боку, и ноги у нее подергивались, словно она куда-то бежала, а из глаз катились слезы. Она тщетно пыталась подняться с земли, и пахло от нее, как в верблюжьем загоне в зоопарке. Влажные черные глаза смотрели на Дэниела; челюсти без конца двигались, и казалось, косуля что-то жует, ее маленький язычок то высовывался, то снова прятался. А ее дыхание со странным бульканьем вырывалось прямо из страшного кровавого пятна на шее. И она все скребла копытами, все дергалась, пытаясь подняться, и смотреть на это было невыносимо, но заставить себя не смотреть Дэниел не мог. А как она на него смотрела! Ему казалось, что это человек, который, как в волшебной сказке, превратился в оленя и теперь из последних сил кричит, зовет на помощь и не может произнести ни слова.

Минуты через две-три косуля стала заметно слабеть, постепенно погружаясь в холодные черные воды, что простираются подо всеми нашими жизнями. Но в раненом животном еще жило отчаянное стремление хоть немного продлить свою жизнь, еще хоть несколько минут видеть свет. С тех самых пор Дэниел, услышав выражение «сражаться за свою жизнь», сразу будет представлять себе именно эту картину.

Шон очнулся первым. Перебросив ногу через тело косули, он сел ей на грудь, приставил револьвер к ее голове и несколько раз выстрелил. Бах… бах… бах… бах… Каждый выстрел заставлял тело косули коротко содрогнуться. Наконец патроны кончились. Несколько секунд стояла полная тишина, затем косуля вздрогнула в пятый раз и застыла. Вот это да… – вымолвил Шон и протяжно вздохнул. Вот это да! – прибавил он с таким видом, словно давным-давно мечтал о чем-то подобном.

Из-под головы косули уже стали выползать щупальца липкой крови. Дэниелу очень хотелось заплакать, но внутри у него словно что-то заклинило или сломалось.

Мы должны побыстрей унести ее отсюда, – сказал Шон.

Куда?

К нам домой.

Зачем?

Чтобы разделать ее и съесть.

Дэниел просто не знал, что на это сказать. В какой-то степени он все еще воспринимал убитую косулю как заколдованного человека. А где-то в глубине души у него шевелилось подозрение, что это был Роберт, необъяснимым образом превратившийся в оленя. Он согнал наглую муху, уже заинтересовавшуюся глазом мертвого животного.

Шон встал и принялся вытаптывать толстыми подошвами кроссовок траву и колючки вокруг тела косули. А потом сказал: Мы можем ее и освежевать.

Но потом он велел Дэниелу сходить к автостоянке, мимо которой они шли, и притащить оттуда тележку, которая валялась возле мешков с мусором. Дэниел пошел с удовольствием – ему очень хотелось хотя бы недолго побыть подальше от Шона и мертвой косули. Когда он проходил мимо склада металлолома и дома Роберта, ему даже хотелось попасться Роберту на глаза, он надеялся, что тот силой поволочет его назад, в предыдущее приключение. Но занавески на окнах дома были по-прежнему задернуты, а сам дом погружен в глубокое молчание. Дэниел, сняв петлю из зеленой веревки, открыл скрипучую калитку и вошел на стоянку. Там стоял чей-то коричневый «мерседес». Водитель внимательно смотрел на мальчика, но его лица за ветровым стеклом Дэниелу было не разглядеть. Он нашел тележку и перевернул ее. Это, собственно, была не тележка, а старая фанерная тачка с корытцем в форме шестигранника и ржавой, сильно погнутой ручкой. Темно-синее полотно, которым прикрывали груз сверху, было порвано в клочья; на двух колесах из трех не оказалось шин. Но Дэниел все же взял тачку и потащился с ней назад, в лес, через скрипучую калитку, которую аккуратно за собой закрыл.

Это, разумеется, игра света. Время вообще состоит сплошь из извилин и изломов. Мгновение – и ты сходишь с тротуара и подносишь зажигалку той самой женщине в красном платье, случайно заметив, что у нее в пальцах зажата нераскуренная сигарета. Ты берешь экзаменационный билет, переворачиваешь его и видишь, что там именно те вопросы, которые ты успел повторить, а может, наоборот – там нет ни одного из повторенных тобой вопросов. Каждое мгновение вылетает пуля, каждое мгновение упускается возможность. И огненный вихрь призрачных жизней уносится прочь во тьму.

Возможно, разница в том, что Дэниел все это заметит; что он станет изображать вещи именно в такой, несвойственной другим, манере; что он всегда будет помнить тот августовский день, когда ему было десять лет, и каждый раз, вспоминая этот день, будет испытывать примерно такое же головокружение, какое испытывает человек, случайно оставшийся невредимым после страшной автокатастрофы. А может, и не совсем невредимым. И в итоге Дэниел поймет, что в тот день часть его души то ли отшелушилась, то ли попросту отвалилась, улетела и теперь существует в некой параллельной вселенной, куда ему самому доступа нет.

Когда мальчики стали перетаскивать и укладывать косулю на тележку, из ее брюха неожиданно стали выходить кишечные газы вместе с дерьмом. И теперь от нее уже пахло гораздо хуже, чем в верблюжьем загоне. Дэниел не сомневался, что тащить тушу косули волоком было бы гораздо проще, но ничего говорить не стал. Немного легче катить проклятую тачку стало, только когда возле склада металлолома тропа понемногу выровнялась, а под вихляющиеся колеса перестали без конца попадать торчащие корни и твердые, как камень, комки земли.

Оказалось, тот тип из «мерседеса» все еще на стоянке; только теперь он сидел, удобно устроившись в тени и прислонившись к капоту своего автомобиля. Казалось, он приготовился с удовольствием посмотреть второй акт спектакля. У него были черные волосы до плеч, дешевый синий костюм и тяжелый золотой браслет. Шон закрыл за ними калитку и аккуратно надел на столбик петлю из зеленой веревки. Черноволосый тип, наблюдая за ними, закурив, проронил: Ну, парни, – и больше не прибавил ни слова, только чуть заметно кивнул. Не улыбнулся, не махнул им рукой. Этот человек потом долгие годы будет сниться Дэниелу, и в каждом сне он будет сидеть точно так же, словно на обочине некоего события, к нему самому отношения не имеющего. Во рту сигарета, на запястье толстый золотой браслет. И эти слова: Ну, парни.

Некоторое время им пришлось постоять на обочине, прежде чем смогли перебежать на ту сторону шоссе. В воздухе сильно пахло горячей пылью и горячим металлом. Дэниел заметил, что многие водители поглядывают на них, отводят глаза и снова смотрят. Три, два, один! – скомандовал Шон. Везти тележку на большой скорости оказалось гораздо труднее: на шоссе она постоянно вихляла и совсем не желала ехать по прямой. Пока они добирались до разделительной полосы, вокруг то и дело слышалось шипение тормозов и сердитые гудки, а какой-то грузовик затормозил в такой опасной близости от них, что вполне мог их и сбить.