Пип-шоу - Изабелла Старлинг

я не могла уйти, облегчить ему задачу. Не сейчас. Я зашла уже слишком далеко.

— Почему ты думаешь, что я ревную? — наконец спросил Майлз, и я подняла на него глаза.

— А разве нет? — мягко спросила я.

Майлз застонал, и его рука задержалась над моим лицом, прежде чем он позволил ей коснуться меня, нежно поглаживая мою щеку. Прикосновение было наполнено электричеством.

— Да, — сказал он. — Я ревную к каждому человеку, который хотя бы смотрит на тебя. Хочу запереть тебя, чтобы только я мог видеть тебя.

Почему моя кожа покрылась мурашками при этой тревожной мысли? Половина меня желала, чтобы он прошел через это, в то время как другая половина дрожала от страха.

Вместо этого я выхватила телефон у него из рук и захихикала, пробираясь через комнату.

— Не убегай от меня, Бебе, — проговорил Майлз, и наши глаза встретились в ответ на его простую просьбу.

Я не хотела убегать. Единственное место, куда мне оставалось идти, было в его объятиях, и я не была уверена, хочу ли вообще их покидать.

— Я не убегаю, — сказала я, подняв телефон.

Его рука пролетела перед лицом, когда я сделала снимок. Фотограф не хотел никаких доказательств своей причастности. Майлз был человеком за камерой, за кулисами. Теперь я понимала, что была его объектом, его музой. В конце концов, он был там только для того, чтобы сделать фотографию.

Я положила телефон на прикроватный столик и медленно подошла к нему.

— Я погуглила тебя, — сказала я, и его глаза расширились, зрачки увеличились. — Лана сказала мне твою фамилию.

— Ты…

В этот раз Майлз не знал, что сказать. Я почти слышала неровный стук его сердца, его панический взгляд встретился с моим через всю комнату.

— Я знаю, кто ты, — кивнула я с лукавой улыбкой. — Я знаю, чем ты занимаешься.

Майлз не сказал ни слова. Просто продолжал смотреть на меня, широко раскрыв глаза и умоляя меня продолжать.

— Ты фотограф, — сказала я просто. — Очень неуловимый, я бы добавила. Ты никогда не ходишь на открытия галерей. Половина людей, которые следят за тобой, даже не знают, как ты выглядишь. В Интернете не так много твоих фотографий. Думаю, единственные, кто знает наверняка, это твои объекты.

Я придвинулась ближе и заметила, что он дрожит.

— Девушки, — продолжила я, в моем голосе было больше, чем немного горечи. — Девушка за девушкой. Их сиськи. Соски. Задницы. Киски. Эротические фотографии. Чтобы возбудить тебя. Наложенные на изображения, которые, как ты думаешь, представляют их. Церкви. Пустые, холодные, заброшенные здания. Это была злая фотография. Цветы. Закрытая роза. Цветущая маргаритка. Я завидовала ей.

— Ты не…, — начал Майлз, но его голос оборвался на полуслове. Я знала все. И он ненавидел меня за это, так же сильно, как я ненавидела себя.

— Иногда я задаюсь вопросом, — тихо сказала я. — Что бы ты выбрал для меня. Может быть, таблетку в форме сердца. Может быть, бутылку шампанского. Может быть, ты знаешь меня лучше, чем я сама себя знаю. А может, ты вообще ничего не знаешь.

Его сильное, мускулистое тело дрожало, когда я потянулась к нему. Я мучила его, причиняя ему боль. Это должно было быть сделано. Мои пальцы обхватили его собственные, и он отчаянно вцепился в меня, как потерянный ребенок. Это было душераздирающе. Мой гнев, моя ревность рассеялись. Исчезли в воздухе. Майлз был просто человеком. Человеком, которому было больно. Человеком, которого я могла бы попытаться исправить…

— Мне все равно, — прошептала я. — На все это. Это я ревную. Я больше не хочу, чтобы ты это делал. Хочу, чтобы ты фотографировал меня. Только меня.

— Я… — еще одно незаконченное предложение.

Я отчаянно хотела, чтобы он продолжил, но он не хотел.

— Выбери меня, — тихо сказала я, повторяя разговор, который мы уже однажды вели. — Только меня, Майлз. Почему бы и нет? Я буду хороша для тебя. Лучшей девушкой, которую ты можешь пожелать; лучшей, которую ты можешь пожелать. Ты знаешь, что так и будет.

— Я… — Майлз был в растерянности. А я хваталась за соломинку, подпитывая собственное отчаяние, когда он не говорил.

— Пожалуйста, — прошептала я, и он медленно выдохнул.

Затем его руки легли мне на плечи. Майлз толкнул мое обнаженное тело вниз к коленям, и я ахнула, когда он это сделал. Мои глаза были прикованы к его, пытаясь разглядеть сквозь дымку, которая теперь была между нами. Он расстегнул молнию, его ладонь сомкнулась на члене, и он застонал, увидев меня на полу в таком виде. Мне хотелось большего, и я не боялась протянуть руку, чтобы получить его.

Я вцепилась большими пальцами в его джинсы, отчаянно стягивая их вниз. Майлз не пытался остановить меня. Я стянула их до конца, а затем принялась за его боксеры. Его пальцы вцепились в трусы, но я умоляла его глазами позволить мне сделать это, позволить мне раздеть его и начать работать над ним. Наконец, Майлз отпустил, и его боксеры упали.

Его член был монстром, — огромный и толстый, вены пульсировали прямо у моего лица и наполняли мой рот слюной.

— Давай, — простонал Майлз. — Не пялься. Это не вежливо, сладкая.

Я наклонилась ближе. Мои губы едва могли обхватить его кончик. Он был таким толстым, выпячиваясь передо мной. Когда я почувствовала вкус его предэякулята, беспомощно застонала, а он издал такой звериный звук, что я подумала, что он просто поддастся своим желаниям и возьмет меня, как я хотела все это время. Но нет, его руки были сжаты в кулаки, и он сдерживался, как всегда делал Майлз. Жаль, что я не могу оказать ему любезность и вести себя так же чопорно и корректно. Не зря же у меня была такая репутация.

Когда мой рот обхватил его, мои глаза были прикованы к его, и я начала сосать. Его вкус наполнил мой рот, но я жаждала гораздо большего. Я никогда не получу его вот так, но, черт возьми, попытаюсь дать ему попробовать, на что способна. Майлз застонал, когда я вбирала глубже, сначала робко, но моя смелость росла с каждым облизыванием и поглаживанием его пульсирующего члена. У него был вкус власти, и я была зависима от того, что он заставлял меня чувствовать. Его рост, его массивность заставляли меня думать, что я всего лишь кукла, и я не могла насытиться этим, зная, что он может легко поднять меня и сделать с моим телом все, что захочет.

— Господи, Бебе, — пробормотал Майлз, когда я подавилась его длиной.

Я подняла глаза, чтобы увидеть, как его рука