Великий Дракон Т-34 - Константин Клюев

– Пальмы, подумать только! – майор Неринг в восторге озирал обширную рощу гигантских деревьев с широкими листьями на макушке, раскинувшуюся справа от скал и почти до желтого песчаного берега. Под пальмами буйно зеленели густые заросли низкорослых деревьев и кустарников, оплетенных лианами. Яркими разноцветными искрами вспыхивали в солнечных лучах диковинные птицы, перелетающие с ветки на ветку и голосящие в свое удовольствие.

Скалы слева были сильно разрушены. Обломки валялись тут же, причем их размеры поражали воображение. Трудно представить, какой силы стихия должна была отбить верхние зубцы гряды и усеять ими бурую ровную землю. Скальные обломки кончались в трех сотнях метров от границы пальмовой рощи, образуя довольно узкую горловину на пути к океану. Через сотню метров горловина расширялась, и путники могли видеть округлый мыс полуострова. Там, где прибой облизывал берег, лежала кромка чистого желтого песка шириной в десяток метров.

Принцесса вцепилась в рукав Эрла обеими руками. Шипение воды, накатывавшей на берег и отступавшей, заворожило и оглушило путников. Первое время, пока они не привыкли к ритму океанической симфонии, они не могли разобрать ни слова и даже не пытались разговаривать. Вихрон с разбегу ворвался в источавшую пену волну и с восторгом помчался вдоль берега по животик в воде. Вороненок, буквально свалившийся Марису на плечо в середине пути, таращил глаза и топорщил перья. Прибой совершенно не волновал Себаса.

Виктор и Иван вошли в воду по щиколотку и опустили руки в суетливые потоки, бегущие по песку. Иван засмеялся – вода приятно щекотала ладони.

Ковалеву пришла идея купаться, но он оглянулся на принцессу и решил, что лучше этого не делать. Тогда он стал смотреть на остров, зеленеющий над округлой макушкой океана. Остров поднимался из воды высокой светлой грядой и был похож на праздничный пирог. Праздничной верхушкой пирога был лес, скорее всего, такие же джунгли, как здесь, возле мыса.

Александр извлек чешуйку из нагрудного кармана. Зеленых стрелок было уже три, и елочка пульсировала в медленном ритме, то разгораясь до фосфорно-ядовитого свечения, то угасая до обычного, светло-зеленого.

Две девицы, освободившись от надоевших пьяных кавалеров, сидели на крыльце в белых сорочках и смотрели на утренние звезды. Кавалеры храпели в доме; от Шестопера, как и от Фареля, в постели было мало проку, они скорее интересовались крепким бером, чем молодыми красотками. Бер получался из йоля выпариванием в специальных маленьких котлах ручной работы; бер был намного крепче йоля и давал тяжелое опьянение-забытье.

– Шестопер последнее время напивается, как перед смертью, – прошептала Лусиана, поежилась и боязливо оглянулась на дверь.

– Не бойся, они теперь до обеда не проснутся, – тихий голос Солли подействовал успокаивающе, и Лусиана перестала оглядываться. – Если бы они пили только йоль, от них было бы больше проку.

– Как думаешь, зачем им нужно делать вид, что они с нами спят? Они даже сами в это начинают верить, хотя только щиплются по-настоящему.

Солли негромко засмеялась.

– Понимаешь, они должны быть вожаками. А вожак должен быть крепким и несокрушимым, вот таким вот, – Солли показала руку, согнутую в локте. – Так что каждый день врут и хвастают, какие они с нами герои. А нам с тобой что? Пускай себе врут. Быть женщиной главаря лучше, чем просто ничьей. И долю получаешь первой, и место выбираешь прежде других. Да и мужики отказать не смеют. Все равно лучше слуг Великого Дракона я не видывала никого. Помнишь, этот высокий, господин Александр?

Лусиана сложила ладони и щекотно зашептала Солли на ухо. Они рассмеялись.

– Хотя они и слуги Великого, а не заметили, что мы всю ночь менялись.

– А если бы и заметили, им только лучше. Здоровым-то мужчинам – чем больше разных девочек, тем веселее. Изголодались со своим Драконом, поднакопили, – Лусиана мечтательно потянулась, затем встряхнула головой. – Помнишь, как господин Марис Валену поставил, а сверху Анни? Ой, я сроду такого не видела!

– Не помню, – прыснула в кулачок Солли. – Мне не до этого было, мне потом Валена рассказывала. А я в это время, кажется, у господина Александра была, там тоже было чем заняться, сама понимаешь!

Девушки снова перешли на шепот, изредка хихикая. В это время по улицам вдоль заборов бесшумно скользили темные тени. Две-три тени оставались у ворот дома, остальные двигались вперед, к следующему.

– Что-то холодно становится. Пойдем в дом, сестрица? – Лусиана передернула плечами и прошла в дом первой. Солли отправилась следом, беззвучно прикрыв за собой дверь.

* * *

– Ну и рожа у тебя, Фарель! Вставай! Хватит храпеть, – Шестопер грубо толкнул развалившегося за столом мужичонку, спавшего с запрокинутой головой и открытым ртом. Тот резко открыл глаза и разом весь подобрался, сжав челюсти. Он сразу стал похож на хищную рыбу с шишковатой мордой и холодными мутными глазами. Рука Фареля потянулась к котелку сложной формы, стоявшему на столе, и повернула кран. В деревянный стакан не упало ни капли. Фарель немедленно разразился скрипучей бранью. Шестопер захохотал:

– Спать нужно меньше! Вот встал бы пораньше, дровишек наколол, йоля из погреба принес, сейчас бы уже горяченьким бером поправлялись.

Шестопер взял в холеную руку топорик и направился к двери.

– Ладно, я наколю дровишек да разведу огонь, а ты ступай в погреб, притащи бочонок йоля. Яблочный справа, вот его неси.

– Спать меньше, как же! Я всю ночь свою ненасытную кобылу ублажал, теперь вот бочку из погреба тащить должен! – Фарель скрипел пересохшей с похмелья глоткой, пытаясь встать на ноги.

– Кобылу, как же! Жеребец нашелся! Мы одни с тобой, чего хорохоришься. Стручок твой давно уже ни на что не годится, – Шестопер ухмыльнулся в бороду и протянул обиженному Фарелю топор. – Ладно уж, иди за дровами, да коли мелко, в лучину. Бочонок сам принесу, а то ты выпьешь половину, не дождавшись бера.

Шестопер откинул дверь, ведущую в погреб, и начал спускаться по каменным ступенькам. Фарель отправился к двери, открыл ее рывком и застыл, ослепленный солнцем. Он долго привыкал к яркому свету, изрыгая брань и проклятья, а затем двинулся вперед, к длинной поленнице у стены сарая. Фарель ненавидел солнце: от него у Фареля с детства болели и слезились глаза. Он предпочитал вести ночной образ жизни, скрываясь днем в тени, за слюдяными окнами. Отчасти по этой причине он, еще будучи ребенком, стал ночным воришкой, а затем – грабителем и беспощадным убийцей, известным в Феррасе и окрестных селах под кличкой Крот Фарель.

Крот ощупью выбрал подходящее полено и поставил его на колоду торцом вверх. Теперь нужно было расколоть его вдоль на два десятка тонких прямых лучинок. Чтобы перегнать бочонок йоля, нужно израсходовать пять поленьев. Это же сколько раз нужно ударить топором! Проклятые самоверы, не могут сразу делать бер! Видите ли, грех! Скотский напиток! Что они понимают, бездельники!