ЧЯП - Эдуард Веркин

– Пойдем, – согласился Синцов.

Он вообще-то думал, что сейчас Грошев направится к пацану и девчонкам, которых он выручил, но Грошев, кажется, про них и не вспомнил, сразу двинул к воде. Синцов посмотрел в сторону ребят. Они тоже собирались и поглядывали на Грошева и Синцова с испугом.

Грошев подошел к берегу, повернулся спиной, упал в воду.

– Ты не бойся, – говорил Грошев, когда они переплывали реку обратно. – Шакалы никому не пожалуются, они не дураки. Эти деньги они сами у каких-нибудь шпанят отжали. Ничего, пусть привыкают, что в пруду водятся рыбы покрупнее, пусть свое место знают. Если таких распустить в детстве, из них вырастут настоящие бандиты. А так, глядишь, и толк выйдет.

Синцов в этом сомневался. Течение снова сносило.

– Ладно, нам пора, а то совсем запоздняемся.

Синцов не мог понять: зачем? Зачем Грошев помог? Из-за кучки рублей? Вряд ли. Он человек достаточный. Наверное, гопников не очень любит, он, кажется, брезгливый.

Грошев остановился у обочины. Недавно по проселку прошел грейдер, и вдоль дороги возвышались отвалы, а за отвалами клонился в сторону камыш, целая стена.

– Тут не очень далеко, но дорога плохая. То есть ее мало совсем.

В этом Синцов не сомневался. И теперь ему было совсем понятно, зачем Грошеву Боренька. Боренька проходи́м.

Грошев заглушил двигатель.

Мотоцикл стоял посреди травяного поля. Травы были свежие, густые и высокие, дикие и яркие и совсем не походили на тяжелую, вялую и уже скучную растительность июля.

– Красиво ведь, да? – спросил Грошев.

– Ну да…

– Я люблю здесь останавливаться, – сказал Грошев. – Вот так встану и стою, иногда час стою, иногда дольше.

– Зачем?

– Просто. Это самое глухое место в нашем районе. Здесь никогда никого не бывает, только трава. Она здесь как живая.

Синцову тоже показалось, что трава какая-то бодрая, шевелится все время, и от этого все, что было за травой, размывается и пропадает, кажется, что в мире ты и эта трава.

Да и трава необычная, Синцов такой раньше не встречал, напоминающая газонную травку, только ростом в полтора метра.

– Похоже на другую планету, – сказал Грошев. – Чужое место…

Точно, подумал Синцов, верно очень Грошев сказал, чужое место. Необычное.

– Я думаю, это ковыль, – Грошев погладил траву. – У нас здесь ковыли не растут, но здесь он почему-то прижился. Думаю, это после урагана.

– Что за ураган?

– Смерч девяносто седьмого. Не слыхал?

– Не…

– Полгорода у нас здесь снесло, телевышку чуть не уронило, озеро высосал вместе с рыбой, наделал делов, короче. А ковыль, видимо, принес откуда-то. Из Ирландии.

Синцов не очень знал, есть ли в Ирландии ковыль, но история ему понравилась. В большом городе таких историй нет, большой город перемалывает все в опилки, вранье, что рассказывают про городские легенды, нет в городе никаких легенд. Там просто не остается времени на легенды. А вот в таком, как Гривск, истории, наоборот, сохраняются, не исчезают в ежедневной суете, их помнят и рассказывают детям, а те своим детям, так и идет. Все в копилку, и уже не истории, а история, часослов для всех, и все помнят про вьюн, пришедший в девяносто восьмом, и про зиму восемьдесят первого, и про то, что в семьдесят девятом было полным-полно грибов, а в семьдесят втором засуха, и колорадские жуки сожрали всю картошку. А некоторые, те, кто живет подольше, помнят не только то, что было, но и то, что будет, тоже помнят.

– Мне здесь нравится, – сказал Грошев. – Ночью здесь еще лучше. Трава немного светится… Она горькая и не годится на корм, поэтому ее никто не трогает.

– Ты и ночью здесь бываешь?

– Как-то раз моц заглох, так что я здесь до утра просидел. Потом, конечно, пришлось домой возвращаться…

Грошев произнес это с сожалением, Синцов подумал, что ему этого никогда не понять – сидеть ночью в поле и пялиться на звезды. И зачем?

– Слушай, Костян, а если… Ну, если бы у тебя была возможность… загадать желание?

– То есть?

– Ну вот… Золотая рыбка, пусть. И предлагает тебе желание. Ты бы что загадал?

– Ну, не знаю… Чтобы гопников не было.

Синцов действительно не знал. Как-то пару раз он думал о такой возможности, не о золотой рыбке, конечно, а о Выполнителе Желаний. В фантастических книгах ведь такое бывает. Ну, вот раз вдруг – и из будущего к нам проваливается УТР-3 – Универсальный Трансформер Реальности, прибор, позволяющий локально изменять действительность. В нем три заряда, но два предыдущих уже кто-то истратил, остался один. Выбирай все, что хочешь, в рамках разумного объема персональных возможностей. И можно выбрать. Синцов никогда толком выбрать не мог, желания ему все время придумывались какие-то жалкие и малодостойные.

– Вот представь, что у тебя есть золотая рыбка, – продолжал Грошев. – Прямо сейчас, прямо здесь, сию минуту.

Грошев похлопывал себя по нагрудному карману.

– У тебя что, в кармане рыбка? – усмехнулся Синцов.

– А? – Грошев поглядел на свою руку, перестал хлопать. – Не, это так, нервы… Но все равно, представь: есть рыбка – и ты должен загадать желание.

– Надо подумать, – Синцов потер виски. – С ходу сказать сложно…

– Некогда думать, у тебя всего минута, – Грошев улыбнулся. – Минута, чтобы загадать желание. Загадывай.

Синцов растерялся.

– Загадывай! – воскликнул Грошев. – Загадывай, или может быть поздно! Отсчет пошел!

И Грошев снова щелкнул себя пальцем по нагрудному карману.

– Почему минута? – спросил Синцов. – Я не могу за минуту…

– Рыбка задохнется! Она уже почти задыхается…

– Тогда… Ну, пусть «Мазерати»…

Синцов совсем не хотел «Мазерати», но почему-то сказал, что хочет. Просто в голову пришло.

– Все с тобой ясно, – разочарованно улыбнулся Грошев. – Впрочем, это нормально, мало кто хочет… чего-то другого. То есть не «Мазерати». Все хотят «Мазерати», в широком смысле, разумеется.

– Да не, я просто…

Глупо, подумал Синцов. Есть же множество нормальных желаний, зачем мне «Мазерати», где я на нем ездить стану?

– Здесь хорошее небо, – сказал Грошев. – Есть такие места, где небо особенно хорошее, как линза, небо… Ладно, поехали, а то запоздняем.

Они поехали дальше, напрямик через поле, ковыль послушно расступался перед Боренькой и сходился за кормой, так что не оставалось никакого следа, отчего Синцову представлялось, что они плывут. Старомодность Бореньки способствовала этому ощущению. Плывут по фантастическому озеру небывалой земли, по воде, покрытой цветущей ряской и розовыми лотосами, лотосов только здесь не было, Синцов, человек не мечтательный, и то почувствовал странное. Что вот-вот из далекой синевы поднимутся горы с белыми пиками, и справа в засыпающий океан будет опускаться солнце, и там, возле самого горизонта, вспыхнет жесть на острых драконьих крыльях.