Даю тебе честное слово - Ингрид Нолль

«Вы помните, что я сломал ногу и временно проживаю у сына, – написал он. – Скоро мне исполнится девяносто. Я уже не могу говорить по телефону, да и из дома выйти не в состоянии. Как Вы считаете, могу ли я составить с помощью нотариуса и у него же заверить документ о передаче в дар и завещание прямо здесь, на больничной койке?»

Елена бросила письмо в почтовый ящик, а спустя несколько дней внук обнаружил в почте адресованное деду письмо от незнакомого человека. Вручив письмо, Макс остался в комнате и с нетерпением дожидался разъяснений – ведь старик давненько ни от кого ничего не получал. Но напрасно. Старик вскрыл конверт лишь тогда, когда его оставили одного.

За определенную плату нотариусы оказывают услуги на дому, однако они имеют право заверять документы только в своем округе участкового суда, говорилось в ответе. Если Вилли Кнобель согласен с такими условиями, писал бывший сосед по палате, то он обговорит с местным нотариусом дату визита.

– Скажи-ка, Макс, – обратился к юноше старик, который прочитав письмо пришел в отличное расположение духа, – эта медсестра теперь твоя подружка?

Макс неодобрительно скосился на деда, критическим оком изучая его внешность. На голове – практически никакой растительности, зато из носа и из ушей опять выглядывали неаппетитно длинные волосы. А Макс, между прочим, только недавно подрезал их маникюрными ножницами.

Подумав немного, он решил угостить дедушку чистым вином.

– Йенни очень не понравится, если об этом прознают ее коллеги или мои родители. Я буду тебе признателен, если ты ни с кем не станешь обсуждать эту тему. Разве только с Мицци. Она посвящена в наши тайны.

– Это радует, это радует, – произнес дедушка и подмигнул. – Как ни крути, здоровому мужчине нужна женщина. Однако все на свете имеет две стороны. Верно говорят: «Рано женишься – не пожалеешь», но прав и поэт: «И тот, кто друга выбирает, Пусть сердцем сердце проверяет»![73]И еще говорят: «любовь слепа», nemo in amore videt. Так что хорошенько все обдумай, прежде чем подниматься к алтарю.

– Дедушка, об этом и речи нет, правда. Разве бабушка была твоей самой первой подругой?

Отчасти смущенный Вилли Кнобель инстинктивно потянулся за сигарами, но обнаружил, что коробка пуста.

– Да, конечно, прежде чем жениться, я, разумеется, успел остепениться. Но Ильза была первой, кого я по-настоящему полюбил. Парень, усвой себе одно правило: не спеши сделать ей ребенка!

– Я еще не утратил связь с реальностью! – запротестовал Макс.

– Когда снова будешь в Доссенхайме, возьми себе почитать книгу Ван де Вельде «Совершенный брак»[74], она откроет тебе глаза на многие вещи…

Дед обладал даром загонять собеседника в неловкое положение. Макс вспомнил сцену из детства: они с Мицци были еще подростками, и как-то раз сестра прочитала ему вслух отрывок из книжки по половому воспитанию, изданной еще в 1926 году. Они хохотали до колик.

– Дедушка, у нас совсем другие проблемы.

– Выкладывай, возможно, я смогу чем-то помочь.

Макс чуть было не сболтнул о вытатуированной хищной птице, об убитом Пите Булле и вымогателе Фалько. Но проглотил слюну, а вместе с ней – и вертевшиеся на языке слова.

– У Йенни – жуткая звукопроницаемая квартира, и я не могу приходить к ней в гости. А другую она не может себе позволить, потому что труд санитарки оплачивается отнюдь не по-княжески. Десять евро за час – это максимум. Я же пока не зарабатываю ни цента…

– Понимаю, – сказал старик. – И ей не хочется, чтобы родители вас здесь застукали. К счастью, я знаю, как решить этот вопрос, причем с выгодой для всех нас. Положись на своего деда, он все сделает как надо.

Макс не разделял подобной уверенности, однако был уверен в дедовском упрямстве. Кто знает, может, он составил в уме завещание, в котором предусмотрит щедрую долю для внуков, а может, его вновь посетила какая-то сумасбродная идея? Отец опять заговорил, что старика следует объявить недееспособным, так как тот с некоторых пор ведет себя как невменяемый.

Они посмотрели друг на друга, но не сказали ни слова. «От кого парень унаследовал эти печальные глаза?» – размышлял старик. «Подрезать ему, что ли, волосы в носу прямо сейчас?» – подумал юноша.

В последнее время старик был обычно приветлив и не доставлял хлопот ухаживавшим за ним в самом широком смысле слова. Однако время от времени его настроение внезапно менялось.

– Я больше так не могу! Думаешь, это приятно, когда тебя пеленают, будто ребенка? Когда хватают тебя, будто вещь! Приятно, когда приходится обо всем просить? Лишиться возможности водить машину? Когда тебя считают не в своем уме? Когда ты слышишь и обоняешь, и на этом все твои ощущения ограничивают? И при этом у тебя всегда что-то болит и тебя мучает. Когда ты спишь беспокойным сном, и тебе все время снятся окопы? Когда еда кажется почти безвкусной? В сущности, я прожил долгую жизнь, пора и честь знать.

От Йенни Макс узнал, что за женщинами ухаживать легче, чем за мужчинами. Потерю самостоятельности старики переживают болезненно, слабость им отвратительна, как отвратительна необходимость принимать физический уход от постороннего человека. С другой стороны, им приятно, когда женщины ведут себя с ними как матери с малыми детьми. В женщинах редко сочетается грубая пошлость и сентиментальность. В этом отношении с дедом работать было тем более приятно, что его гневные вспышки в большей степени адресовались телевизору, чем санитарам.

Бывало, что старик разговаривал вслух не только с покойной Ильзой, но и с самим собой. Макс давно к этому привык и перестал каждый такой случай принимать за свидетельство очередной фазы умопомрачения. В последние годы дед жил один, и такие монологи вошли у него в привычку. Например, после полуденного сна старик привычно командовал себе громким голосом:

– Вставай, ты, старая псина!

Получив команду, старик, кряхтя и охая, но решительно хватался за треугольную ручку над койкой и переводил себя в вертикальное положение.

– Сегодня во второй половине дня жду тебя в моей комнате, ко мне придет важный человек, – объявил Вилли Кнобель, вложив в свой взгляд одновременно суровость и меланхолию.

И точно, после обеда в дверь позвонили. В дом вошел незнакомый человек в пиджаке в мелкую клетку. Макс провел его в комнату старика, где незнакомец присел за оставшийся от Мицци небольшой письменный стол.

Накануне Макс погладил парадную одежду старика – навел лоск, как тот выразился. Дед сел напротив нотариуса, выдерживая чинную, полную достоинства осанку. Если не обращать внимания на флисовый спортивный костюм, то дед выглядел вполне как благородный старый господин, восхищенно отметил Макс.

По мере того, как стол покрывался деловыми бумагами, его любопытство возрастало. В какой-то момент Макс понял, что дедушка хочет подарить ему дом в Доссенхайме, а нотариуса пригласил, чтобы официально заверить этот акт. Этот щедрый подарок был обусловлен одним обстоятельством: Максу полагалось въехать туда вместе с дедушкой и притом безотлагательно.