Семейное положение - безвыходное - Юлия Монакова

Она рассказала историю любви Шаха Джахана и Мумтаз, вспомнив всё то, что услышала от гида Фараза, и то, что увидела в танцевальном шоу «Тадж есть любовь».

– Вот это мужик был, вот это я понимаю! – веско произнесла Анна Борисовна, имея в виду могольского императора. – Макс, а ты мне Тадж построишь? Или как в том анекдоте, «сначала умри»?

– А кстати, существует миниатюрная копия Таджа! – приходя стушевавшемуся Максиму на выручку, вмешалась Люся и с новым пылом принялась рассказывать реальную сказку про старичка в Буландшаре.

– Уж лучше придумал бы что-то своё, – заметил Коля, выслушав. – Шах Джахан именно этим и прославился. Ну кто бы о нём знал, если б он тупо что-то скопипастил?

– А меня всё равно растрогало, – не согласилась с ним Анна Борисовна. – Тадж, конечно, не затмить, но у пенсионера и таких возможностей, как у императора, нет… Не каждый на такое способен, а только тот, кто по-настоящему любил свою жену… Сейчас это редкость. – Она выразительно посмотрела сначала в сторону Максима, а затем почему-то на Диму.

– Блин, я сухарь! Мне вот плевать, что там любимый будет строить в честь меня после моей смерти, пусть лучше сейчас капиталы вбухивает! – рассмеялась Настя.

– А по-моему, трогательно. – Дима кинул на жену ласковый взгляд. – И меня совершенно не коробит, что старик построил копию того, что является всемирно признанным символом любви, – не так уж это и зазорно. Не Кремлёвскую же стену ему собирать…

Люся послала ему в ответ взгляд, преисполненный благодарной нежности. Она не ожидала такой горячей поддержки именно с его стороны и сейчас корила себя за то, что могла в принципе подозревать Диму в измене. Он же такой… родной, такой замечательный, такой единственный… Она чувствовала, что заново влюбляется в собственного мужа, как в самом начале их знакомства.

Настя, очевидно, уловила, что ветер переменился, и тут же поспешила переключить внимание на себя.

– Ой, Дима!.. Я совсем забыла. У меня же приготовлен для тебя сюрприз!

Она грациозно выпорхнула из-за стола и поднялась на сцену. В углу стоял дорогой старинный рояль, и Настя, усевшись за него, взяла в руки микрофон и призвала к всеобщему вниманию.

– Я хочу спеть для нашего дорогого именинника, – объявила она. – Димочка, тридцать лет – это всего лишь начало! Всё самое главное только начинается… Желаю тебе не терять вкуса к жизни и брать от неё по максимуму! А сейчас я спою твою собственную песню… Ты исполнял её много лет назад и, возможно, уже сам подзабыл… Но я покопалась в твоих старых альбомах и выудила этот шедевр! – завершила она, ликуя. – Старой песне – новое звучание!

Она тронула клавиши и заиграла. При первых же нотах Люся с Димой вздрогнули и переглянулись. Нет, он не забыл эту мелодию… И Люся тоже не забыла. Потому что именно эту песню он посвятил ей. Это было задолго до их свадьбы, задолго до рождения Алеси… Они тогда страшно поссорились, но оба мучительно переживали разлуку. И эту песню – выстраданную и душой, и сердцем – Дима написал самолично, а затем включил в свой второй сольный альбом.

…Я же слышу, как в беспечности голоса

Ты скрываешь свою боль, свою искренность,

Наши слёзы делят встречи на полосы,

Понимая расставанья бессмысленность…

Настя пела прекрасно, с большим чувством, но всё-таки это была не её песня. Дима протянул руку, накрыл Люсину ладонь своей и улыбнулся ей той особенной улыбкой, от которой у неё сразу же начинали бегать мурашки.

«Скорее бы кончилось это дурацкое празднование, – подумала она. – Я хочу поскорее домой. С ним!..»

Настя, продолжая петь, взирала на них со сцены с нарастающим недоумением. У неё пару раз даже голос дрогнул, и она едва не сбилась. Почему Дима так нежен со своей женой, когда она, Настя, поёт ему сейчас столь проникновенно и сладко?.. До сегодняшнего вечера у неё в воображении сформировалась чёткая модель Диминой семьи – такая, какой она сама себе её нарисовала. В ней Дима был одиноким, непонятым, отчаянно страдающим по любви романтиком, чужой и никому не нужный в собственном доме. Она и мысли не допускала о том, что данная модель может быть ошибочной, что у супругов имеются какие-то общие воспоминания, свои тайны, тепло друг к другу, да что там говорить – даже любовь!..

«Он не любит её, – убеждая себя саму, сказала мысленно Настя. – Он к ней просто привык, но ему не хватает ласки и заботы. Да и страсть с годами притупляется, в его жене ведь нет ничегошеньки для него нового, неизведанного, она предсказуема и скучна…»

Впрочем, называя Люсю скучной, Настя лукавила даже перед собой. Она не могла не отметить, что супруга Димы весьма обаятельна, мастерски умеет завладевать вниманием в компании и интересно рассказывает всякие истории. И она, конечно, внешне ничего себе… Но уж ни капли не лучше Насти. Скорее даже хуже. Рассуждая таким образом, Настя, не отдавая себе в этом отчёта, уподоблялась маленькой девочке, обижающейся на нравящегося ей мальчика, который дружит с другой: «И что он в ней нашёл? Я-то красивее, и платье у меня совершенно чудесное, и шёлковый бант в волосах!»

Димины гости наградили певицу умеренными поощрительными аплодисментами, и она с кислой улыбкой спустилась со сцены.

– Ну, а теперь моя очередь, – внезапно сказал Дима и через секунду сам оказался за роялем. – Сейчас вам буду петь я! И первую песню хочу посвятить своей жене… Самой лучшей, самой любимой, самой красивой женщине на свете. Люська, если бы мы уже не были женаты, я бы делал тебе предложение снова и снова!

Люся вспыхнула смущением, а на глаза едва не навернулись слёзы – она почувствовала себя такой отчаянно благодарной за этот поступок, за эти слова, что сейчас готова была простить Диме всё – и невнимание, и равнодушие, и месяцы отчуждённого молчания… Всё это было наносное, неважное. Главное – они по-прежнему без ума друг от друга.

Всё время, пока Дима был на сцене, Настя сидела за столиком и напивалась. Предупредительный Коля попытался было отодвинуть от неё хотя бы бутылки с крепкими напитками, но она вцепилась в коньяк мёртвой хваткой. Есть же она совсем перестала, несмотря на то что официанты подали новое изысканное блюдо – равиоли с креветками и кокосовым кремом. Исполнив несколько лучших своих песен, Дима вернулся в зал к гостям. Люся встретила его сияющей улыбкой, и он, присаживаясь, снова взял жену за руку, переплетя свои пальцы с её.

Тем временем музыканты, вернувшись к своим обязанностям после вынужденной паузы, грянули аргентинское танго. Неугомонный Коля Бардов попытался вытащить Настю потанцевать.

– Отвали, – невнятно промычала она, отмахнувшись от него рукой, как от надоедливой мухи.

Коля некоторое время растерянно потоптался на месте, а затем, чтобы не выглядеть смешным, галантно поклонился Люсе:

– Пойдём, позажигаем?

– Приставать будешь – зарэжу, – шутливо пригрозил ему Дима.

– Где там пристанешь, это же не медляк, – парировал Коля.