Вампиры - Джон Стикли

– Да, – пробормотал Джек, уставившись в бокал, – больше и желать нечего. Вправду.

Затем он посмотрел на лучезарно улыбающуюся Даветт и ухмыльнулся.

– Но отчего тогда не все мы счастливы? – выразил Кот озабоченность Команды.

– Да ладно, Кот, брось. Феликс просто слегка…

– Джек, так где же он? – воскликнула Аннабель. – Почему он в своей комнате? А когда он был тут, он… да он же посмотрел, будто ненавидит меня! Будто всех нас ненавидит! Он же не ест. Он пьет один в своей комнате. Он…

– Расслабься, женщина! – рявкнул Джек и вскочил. – Давайте я расскажу вам, ребятишки, парочку вещей. Феликс, он…

Дверь распахнулась, и на пороге стоял Феликс с сигаретой во рту и бутылкой в руке. Он шагнул внутрь, в воцарившейся тишине обвел всех взглядом, пошел к креслу в углу, плюхнулся в него и всосался в бутылку.

По молчаливому указанию Джека, Команда попыталась изобразить веселье. Джек шепнул Аннабель оставить на сегодня отчеты, сосредоточиться на празднике и выпивке.

– Малышка, вечеринка! Ты же знаешь, – ухмыляясь, прошептал он ей на ухо.

Они честно попытались и начали с музыки. «ZZ Top», Стиви Рэй Вон, Рой Орбисон – все, что нашлось в запасах кассет. Оно помогло. Они танцевали, хихикали и смеялись, слишком много пили, шел час за часом, и кто-то из соседней комнаты пожаловался рано поутру – тип, похожий на обделенного сном дальнобойщика. Джек отправил женщин затянуть типа в комнату и немножко выпить.

– Незнакомец, не переживай оттого, что так одет, – глядя на голый торс и босые ноги, уговаривал Джек. – Мы найдем тебе рубашку и все вместе снимем туфли! А ну-ка, все!

Они захохотали, повалились на пол. Аннабель первая успела стащить туфли, опередила на полсекунды. Дольше всех мучился Кот. Он три минуты сосредоточенно пытался, затем сдался, отставил стакан и взялся обеими руками. И справился всего за полторы минуты. Дальнобойщику безумно понравилось, он захотел узнать, можно ли позвать приятелей, они прям тут рядом, и Джек заорал:

– Черт возьми, ну да! Пойдем и прихватим их!

Они пошли и прихватили всех пятерых, плюс Дорис, блондинку на ресепшене, и ее приятеля Эдди Дуэйна. Тот, по мнению Кота, уже должен был научиться играть любую мелодию на гитаре задом наперед. Прихватили и супружескую пару Хендерсонов, приехавшую с утра на похороны, и теперь, мол, самое время помянуть. Через час в дверь постучал тощий лысый тип за семьдесят и попросил разрешения погулять на вечеринке. Он предъявил визитку с надписью: «Мистер Кайт, гражданский активист, Церковь Суб-гения».

– Это первая индустриальная церковь в мире, – объяснил он отцу Адаму.

– Индустриальная?

– Да. Мы платим налоги и всякое такое.

– Я не уверен, что понял, – осторожно заметил отец Адам. – А во что вы верите?

– Да во всё, – улыбнувшись, ответил мистер Кайт. – Но, преимущественно, в экономику свободного рынка.

И тогда все выпили за мистера Кайта.

Феликс все это время сидел будто окаменелый, уставившись в никуда. Он молчал, не вставал, ни с кем не заговаривал. В его молчании сквозила угроза, и никто из гостей даже не попытался приблизиться к нему. Команда на вопросы не отвечала и намекала, что не стоит спрашивать.

Только Даветт не могла держаться подальше. Она два раза даже подошла вплотную, чтобы сменить пепельницу. Аннабель очень хотелось заговорить с ним, и несколько раз, повинуясь внезапному желанию, она чуть не заговорила. Но не заговорила, и остальные молчали тоже.

А Джек был счастлив и, странным образом, доволен всеми и вся. Команда пару раз замечала, как он отходил в сторону, перевести дух от буйного веселья, глядел в спину Феликсу и ухмылялся.

– Он что, знает то, чего никто из нас не знает? – удивился про себя Кот. – Или он попросту ослеп?

В три тридцать у тех, кто не имел повода праздновать, иссяк пар. Хендерсоны, пытавшиеся научить пару дальнобойщиков петь и танцевать, наконец сдались. Единственным достойным их учеником оказался старик с надписью «Батя» на комбинезоне. Старик таки выучил несколько па чечетки, причем в тяжеленных сапогах, но затем свалился от старости и выпивки. Как только гуляющие переставали держаться на ногах, неизбежно проваливались в дрему. Конечно, Команда могла взбодрить их, знала способы, но кому тут нужны чужие?

Феликс заговорил – сердито, настойчиво, яростно.

Но в полной тишине.

Губы двигались, лицо кривилось от злости, он цедил слова и брызгал слюной – но изо рта не вырвалось ни единого звука. Джек глянул на Аннабель. Та использовала свой дипломатический дар, за пять минут выпроводила всех посторонних и заперла дверь. Затем все – Карл с Котом, Аннабель с Даветт и Кирк с Джеком Вороном – стояли и глядели. Сцена была жуткая. Тихо играла музыка. Свет дешевых мотельных люстр едва доставал до угла, где сидел Феликс, расчерчивал полосами его молчаливые гримасы.

Аннабель прошептала Джеку – скорее озабоченно, чем испуганно:

– Ох, Джек, сколько же он выпил?

– Он не пьян, – тихо улыбнувшись, ответил тот.

– Не пьян? Трудно поверить.

– Ну, в некотором смысле, он пьян. Даже и пьянее пьяного. Но не от выпивки.

– Отчего же?

Джек замолчал – задумался. Аннабель поразилась тому, что он продолжал казаться абсолютно уверенным в себе.

– Отчего же? – повторила она.

– Клаустрофобия!

– Что? – с подозрением прошептал Кот.

Джек рассмеялся:

– Народ, бросьте. Давайте-ка усядемся.

Все уселись, кто на полу, кто на софах – за исключением Даветт. Она лениво возилась на кухне. Джек взял второе складное кресло и поставил прямо перед Феликсом – в шести футах.

Феликс заметил его, но не подал виду. Его губы по-прежнему шевелились, но он не смотрел ни на Джека, ни на кого-либо еще.

– Даветт, выключи, – тихо попросил Джек.

Она нервно посмотрела на него, улыбнулась и выключила музыку. Внезапно сделалось очень тихо.

Джек наклонился вперед, упер локти в колени и дружелюбно улыбнулся в стакан.

– Ладно, – произнес глава Команды.

Феликс шевелил губами еще пару мгновений. Затем он впился взглядом в глаза Джека, не отводя его, отпил из бутылки, прикурил, откинулся на спинку кресла – и заговорил. Хотя он был пьян, слова прозвучали очень ясно – и холодно, как хрупкий прозрачный лед.

– Ворон, ты завалил это дело. Всё к чертям. Они тебя знают. Они знают, что ты делаешь. Они знают твое имя.

– И что?

– И то. Смени имя, смени занятие. Брось. Отныне любая такая работа станет ловушкой.

– А Команда?

– Останется Командой. Но снова будет охотниками, а не дичью.