Файролл. Квадратура круга. Том 3 - Андрей Васильев

– Рад всех вас видеть, друзья мои, – достаточно тепло произнес Старик. – Илья, за твоим столом сидят те, кого я и сам был бы рад приветствовать на каком-то из своих празднеств. Они у меня, увы, редки, потому к подбору гостей я подхожу очень придирчиво, но никто из вас не был бы вычеркнут из списка. Никто, кроме одной персоналии. Я не стану называть имя того, о ком идет речь. Это не мой день, это день Ильи, и только ему решать, кого он принимает в своем доме.

Ну, дураком надо быть, чтобы не понять, кого Старик имеет в виду. И я, признаться, испытал некое удовольствие, глядя на то, как покрывается нездоровой краснотой лицо Валяева. Нет, есть на свете все же некая высшая справедливость. Нагадил – получи.

– Друзья мои, я рад выпить с вами, пусть даже так, находясь вдали от вашей сердечной компании, за здоровье Ильи. Путь, по которому он идет, тернист, темен и опасен, но никто никогда от него не слышал ни жалоб, ни просьб о помощи. И это притом что он всегда добивается тех целей, которые перед собой ставит. Это великий талант, который при рождении получает далеко не каждый. Твое здоровье, друг мой!

– Ваше здоровье! – разноголосо грянули и мы, а после весело зазвенели бокалами, рюмками и стаканами.

– А теперь, простите, я вынужден откланяться, – сообщил нам Старик, цокнул языком и произнес напоследок: – Нет, все же в этой новой технике что-то есть!

Экран мигнул и погас.

– Ох, – пробормотала рядом Вика, повернув к ней голову, я заметил капельки пота на ее высоком лобике и на висках. – Как же я его боюсь!

Ну да, это у нее еще с той вечеринки началось, когда ей Зимин прислуживал. Она, кстати, с той самой поры и рыбу не ест никакую, забавы Старика отбили у нее интерес к этому продукту напрочь.

– Значит, я лишний? – громко спросил у всех сразу и ни у кого конкретно Валяев, осушив рюмку и грохнув ей о стол так, что та только чудом не разлетелась вдребезги. – Верно?

– Если бы я так думал, то как бы ты здесь сейчас оказался? – резонно заметил Азов. – Он высказал свою точку зрения, и не более того. Надеюсь, ты не откажешь в праве иметь таковую нашему работодателю? Тем более что имя названо не было, не так ли? Мало ли кого наш патрон имел в виду?

Валяев выбросил правую руку вперед, его указательный палец чуть не ткнулся безопаснику в нос.

– Не надо меня ловить на подобных мелочах, – потребовал он. – Не надо! Это не слишком чистая игра!

– Ты сам-то когда в последний раз что-то делал по правилам? – отправив в рот кусочек сыра, поинтересовался у него Зимин. – А? Примитивные авантюры, бессмысленные интриги, ложь, наветы… Вот зачем ты только что опорочил честь сразу двух наших сотрудников? Причем не из числа клерков низшего звена, а тех, кто входит в наш круг, кто давно заслужил право на уважение. Что за нелепые намеки, что за грязь?

– Прости, Никита, но тут я соглашусь, – говоря, Азов с интересом смотрел на палец Валяева, который так и торчал перед его носом. – Выглядело это все довольно мелко и низко. Даже если все так, даже если этот мужчина и эта женщина на самом деле вступили в некую связь, что с того? Они взрослые люди, а ты не полиция нравов.

У Вики после этих слов что-то булькнуло в горле, Олеся с невероятно невинным видом ей улыбнулась, а после отправила в рот оливку, причем проделала это чертовски вызывающе.

– К тому же это не так, – закончил свою речь Азов. – По крайней мере, мне ничего подобного не докладывали.

– А если даже тебе не докладывали, значит, ничего и не было, – подытожил Зимин. – Кит, да опусти ты уже руку, застыл, понимаешь, как памятник самому себе! Лучше бы извинился и перед госпожой Верейской, и перед нашим славным Кифом. И порадуйся, если они не затаят в душе зло.

– Он не затаит, – вдруг безмятежно заявила Генриетта. – Он непрост, но не зол в первоначальном понимании этого слова. А вот за нее я не поручусь. Ее душа подобна туману над болотом, в нем ничего не видно, и неясно, что окажется у тебя под ногами в следующий миг – тропа или черная гибельная вода.

Улыбка сползла с губ Олеси, как видно, ее порядком задели слова сестры Зимина. Или не задели? Может, просто крайне неприятным показался тот факт, что кто-то взял да и вывернул ее наизнанку, причем сделал это публично?

– Ну разумеется! – В голосе Валяева прорезалось шутовство, которое он всегда пускал в ход, когда был чем-то взбудоражен или недоволен. – Извинюсь, мне не сложно. Если надо…

– Не надо, – не сговариваясь, но между тем одновременно произнесли мы с Олесей, продолжил, правда, только я: – Ни к чему этот балаган, Никита. Сейчас ты про падение на колени начнешь распинаться, про то, что ты дурак, про… Разную чушь, в общем, нести. В результате всем станет неловко, и будет испорчен праздник Ильи Павловича. А он ведь этого не заслуживает. Он позвал нас в гости, хотел, чтобы всем было хорошо и весело, потому…

– Все-все-все, – выставил перед собой ладони Валяев. – Как много слов, Киф. Слишком много. Можно было выразиться проще и короче.

Он прихватил со стола бутылку коньяку, хлопнул по плечу Азова и вышел из кафе.

– Не самый плохой вариант, – выдохнув, сообщил всем Илья.

– И не самое разумное поведение, – фыркнула Генриетта, глядя на пузырьки шампанского в своем бокале. – Оно выйдет вам боком, Олеся, уж поверьте. Вы не Киф, вам смелость с рук не сойдет, просто потому что за вашей спиной никто не стоит. Но решение принято, все уже сделано, и я приветствую вашу отвагу, которая граничит с безрассудством! Всегда уважала подобную смесь в человеческих душах, она пряна на вкус и будоражит воображение!

Девушка одним махом выпила искрящуюся в свете ламп жидкость, на ее щеках пурпуром расцвел румянец.

– Как сказал бы глава нашей корпорации, прочь печальные мысли, – встал со своего стула Азов. – У всех налито?

– У меня нет, – тут же сообщила всем Генриетта и обратилась к Костику, сидящему рядом с ней: – Юноша, наполните мой бокал!

Олеся с еле уловимым ехидством глянула на Вику, которая, похоже, вообще уже не понимала, что творится вокруг, а после показала мне глазами на бутылку. Я не без удовольствия подхватил ее и поинтересовался:

– Не желаете освежить емкость, приятнейшая во всех отношениях Олеся?

– Отчего же нет, любезнейший Харитон? – в тон мне ответила она. – Раз уж мы теперь с вами друг другу не чужие люди, извольте.

– Итак, – зычно гаркнул Азов, – дорогие мои! Я рад, что свой очередной день рождения мне довелось встречать вот в такой славной компании. Инцидент? Забудем о нем. Чтобы в «Радеоне» все прошло гладко? Так не бывает, поверьте, всегда что-то да случится. Но это даже хорошо. Это означает одно – мы существуем. Вот когда все замирает и каждый последующий день становится калькой с дня предыдущего, тогда пришла беда. Тогда из социума, из общества ушла жизнь, и все стало лишь золой и пеплом. За жизнь, друзья мои. За вас! За то, что вы есть и вы настоящие!