Месть розы - Николь Галланд

По ее лицу было видно, что при всем сочувствии к Жуглету ситуация забавляет ее.

Менестрель скорчил кислую мину и поворотил Атланта к замку.

11 июля

Виллем жалел, что подарил своего лучшего коня. Не потому, что боялся его потерять, — он знал, что Жуглет, не имея возможности содержать животное, непременно вернет его, — а из-за того, как странно повел себя в момент дарения менестрель. Когда поводья оказались в его руках, он покраснел и едва сумел сдержать слезы, а потом посмотрел на Виллема столь растроганным и благодарным взглядом, что тот мгновенно почувствовал неловкость. Какое-то мгновение казалось, что Жуглет его разыгрывает, но поскольку менестрель не завершил игру ухмылкой или подмигиванием, то Виллем, не зная, как реагировать, попросту молча отвернулся и пошел прочь.

Больше всего его вывело из равновесия то, что он едва не заключил Жуглета в объятия, но остановился, внезапно осознав, как неоправданно остро его ликование по поводу того, что он доставил радость Жуглету.

Во дворце, в большом обеденном зале, в честь Виллема столь усердно поднимали тосты, так много поздравляли его и даже сравнивали с Александром Македонским, что на менестреля у него просто не хватило времени. Сам же Жуглет держался на расстоянии. Виллем, хоть и испытал облегчение оттого, что необходимость общаться с певцом на людях отпала сама собой, все же с неудовольствием отметил, что его избегают. В результате он с нарастающим раздражением все яснее чувствовал, что чем больше они стараются не замечать друг друга, тем чаще и неотступнее он о Жуглете думает. Виллем сидел рядом с Конрадом, подливал ему странно напряженный Маркус. Забыв, что ел в последний раз из рук Николаса еще во время короткой передышки на турнире, Виллем много пил. Вскоре он совершенно опьянел, однако, как ни странно, довольно быстро обрел второе дыхание. Когда Конрад объявил, что Виллем заслужил право входить в замок, не оставляя оружие у ворот, а также что он, Конрад, письменно сообщил Линор о своем намерении на ней жениться, молодое красивое лицо рыцаря увлажнилось слезами гордости и благодарности. Всем дамам, столпившимся вокруг королевского помоста, такое проявление чувств показалось восхитительным.

Жуглет получил от его величества очередной вычурный плащ. С намерением снова избавиться от подарка — на этот раз он достался слуге — менестрель тихонько выскользнул из зала и спустился во внутренний двор. Возвращаясь по освещенной факелами лестнице, Жуглет едва не налетел на Виллема. Рыцарю хотелось отдохнуть от шума и славословий. Интуитивно он направил свои стопы вниз по лестнице, во внутренний дворик. Там, среди простых деревянных строений, он чувствовал себя гораздо спокойнее, чем наверху, в роскошных покоях из красного песчаника.

Реакция столкнувшихся на крытой лестнице рыцаря и менестреля была столь одинаковой, что Жуглету это напомнило встречу двух кутил: при виде другого на лице каждого появляется выражение искренней радости и удовольствия; его сменяет взаимное смущение оттого, что оба вспоминают свою последнюю встречу; неудобство же обе стороны пытаются замять, преувеличенно сердечно похлопывая друг друга по плечу, дабы продемонстрировать — опять же неуклюже, — что всякая неловкость полностью забыта.

— Герой дня! — воскликнул Жуглет, сопроводив свой возглас дружеским толчком в широкую грудь.

— Мое тайное оружие! — воскликнул Виллем, ответив певцу таким же жестом. — Мой главнейший союзник!

В руках у него был кубок с пивом, который выплеснулся на руку и рукав, но он этого не заметил.

— Ну и денек, а? — ликовал Жуглет, не зная, как выйти из нелепой ситуации.

— Да уж! — поддержал рыцарь. — Самый волнующий и радостный день в моей жизни, и я обязан им тебе, мой дорогой друг.

Он заключил Жуглета в пылкие объятия.

На менестреля пахнуло перегаром. Виллем был слишком пьян, чтобы осознавать, как сильно ему досталось и до какой степени он после этого дня не в себе.

Жуглет, сердце которого вдруг бешено заколотилось, сумел вырваться из объятий Виллема — правда, тот облил пивом и его, опять ничего не заметив.

— Я весь в синяках, — рассеянно произнес Виллем, потирая плечо и едва не расплескав остатки пива.

— Так давай выпьем, — предложил Жуглет, довольный, что нашелся повод отвлечь внимание Виллема. — Выпьем за здоровье друг друга, — добавил он не совсем уверенно. — И за здоровье красавиц, которые вдохновили нас накануне.

— Отличная идея! Давай! — с жаром поддержал менестреля Виллем таким тоном, словно бросал вызов пустой лестнице.

Подняв бокал, он провозгласил:

— За Жуглета, его отлично подвешенный язык и быстрый ум, ну и, конечно, за женщин! — и под одобрительное хмыканье Жуглета сделал большой глоток, затем протянул бокал менестрелю.

Жуглет взял бокал и заглянул внутрь: оловянный эмалированный сосуд был заполнен лишь на четверть, и то, что осталось, от энергичной тряски почти целиком превратилось в пену.

— За Виллема, чье копье побеждает мужчин днем, а женщин ночью!

Виллем, весьма польщенный, довольно ухмыльнулся, и Жуглет разошелся еще пуще.

— За Виллема, которого король за его благородство жаждет поцеловать в лоб, а дамы — во все остальные места!

И Жуглет единым махом выпил то, что еще оставалось в бокале. Правда, тут же закашлялся и половину выплюнул обратно.

Виллем взглянул в лицо друга и рассмеялся — нет, скорее, захихикал.

— У тебя наконец-то выросли приличные усы! — веселился он. — Настоящие усы из жидкого ячменя!

Жуглет попытался стереть пену, но Виллем, улыбаясь во весь рот, покачал головой. Их глаза нечаянно встретились. Жуглет, замерев, внезапно почувствовал, что не в состоянии отвести глаз от прекрасного исцарапанного лица, а Виллем разразился громовым хохотом.

— Эх ты, неуклюжий простофиля!

Он потянулся, чтобы стереть с верхней губы Жуглета пену. При этом на лице Виллема проступило выражение нежности. Жуглета словно пронзила молния: он понял, что подобного момента может больше никогда не случиться. Когда рука Виллема оказалась совсем близко, Жуглет схватил ее и начал очень нежно целовать костяшки пальцев, глядя рыцарю в глаза.

Виллем остолбенел.

Жуглет притянул его к себе, поднялся на носки и поцеловал прямо в губы.

Виллем, слишком пьяный, чтобы что-либо соображать, инстинктивно едва не ответил на поцелуй — так приятно было прикосновение этих мягких, влажных губ, — но внезапно с безумной ясностью осознал, кому они принадлежат. С расширенными глазами он отшатнулся и неловко закашлялся.

— Жуглет, прошу тебя, — забормотал он. — Если ты из любителей таких развлечений… — Не зная, как продолжить, он предпринял неловкую попытку пошутить: — Обратись к своему другу Николасу. Или найди какого-нибудь другого… оригинала.