Признание - Чарлз Тодд

По большому счету, Расселу больше некуда податься…

Потом Ратлиджа одолел сон, а когда он проснулся, в окно светили первые лучи солнца. Сидевший за стойкой хозяин «Стрекозы» очень удивился, когда увидел, как Ратлидж спускается по лестнице.

Понадобилось несколько минут на объяснения и восклицания. Наконец, хозяин нехотя смирился с тем, что Ратлидж намерен еще какое-то время пожить в гостинице и хочет получить завтрак. Ему пришлось долго ждать. Наконец хозяин подал ему пережаренную яичницу, пригорелый тост и такой крепкий чай, что хватило бы бодрости вернуться в Лондон пешком. Никаких признаков Молли Ратлидж не заметил; наверное, ее звали, только когда было кого обслуживать.

Доканчивая завтрак, он спросил хозяина о человеке, жившем здесь в его отсутствие, — о Фредерике Маршале.

— Послушайте, вы не имели права читать книгу регистрации! Вас другие гости не касаются! — сердито заметил хозяин.

Ратлидж ответил:

— Я уже прочел. Кто он такой?

— Приезжал проверить, какая здесь рыбалка, — нехотя буркнул хозяин. — В других реках в нашей части Эссекса полно рыбы, вот он и решил, что в Хокинге ее много. Подумывал купить здесь участок земли и устроить яхт-клуб, если здесь хорошая рыбалка.

— А у вас здесь в самом деле много рыбы?

— Я послал его в паб. Ему сказали, что во время войны всю рыбу распугали; здесь и цеппелины, и самолеты на аэродроме, и береговая охрана, которая минировала устье.

— По-моему, Фарнэм только выгадает, если не станет отгораживаться от остальной страны. Конечно, кое-что переменится, но перемены неизбежны.

— Вот как раз перемен-то нам и не нужно, — придушенным голосом ответил хозяин «Стрекозы». — Как мы будем жить, если Фарнэм заполонят чужаки и не останется ни одного места, которое мы сможем назвать своим? В войну мы такого навидались, что за всю жизнь не забудем. Все совали нос в нашу жизнь, принимали нас за дураков, которые не отличают черного от белого, обманывали везде, где только могли, и смеялись над нами за нашими спинами. Уж я-то на них насмотрелся! Считали себя выше нас. Шумные, нахальные — и ни за что не соглашались с отказом, если чего-то хотели. — Он все больше распалялся. — Четыре года, что они тут пробыли, мы не знали покоя. Если бы не война, мы бы выгнали их в первые же полгода. Не только я один уходил на войну и гадал, будет ли моя жена по-прежнему моей, когда я вернусь, и не сгорит ли гостиница дотла после одной из их шумных попоек. Да, береговая охрана и летчики устроили нам настоящий ад! — Он повернулся и вышел из столовой, оставив Ратлиджа за столом.

Он встал и тоже вышел, но хозяина нигде не оказалось. Пройдя через приемную, он вышел к машине.

Фарнэм был не единственной деревней, которую разрушила и опустошила война. Но люди, несколько сот лет жившие более-менее обособленно, восприняли ее как суровую реальность, от которой не спасешься. А для некоторых вернуться в прошлое было уже невозможно.

Как Фарнэм ни упирался, его судьба была предрешена. Скоро сюда приедут другие Фредерики Маршалы, и в конце концов деревням на реках вроде Блэкуотера, Крауча и Хокинга придется подчиниться. Благодаря автомобилям они очутились так близко к Лондону, что долго им в изоляции не протянуть.

Ратлидж спустился к воде и стал смотреть на море. День был погожий и уже теплее обычного. Вдали дымил пароход; густой серый дым расплывался в линию над чайкой, почти невидимой отсюда.

У него за спиной вдруг послышался знакомый голос. Обернувшись, Ратлидж увидел Санди Барбера. Он не слышал, как хозяин «Гребной шлюпки» спустился к кромке воды. Шелест волн перекрыл звук его шагов.

— Что приводит вас в нашу добрую деревню снова и снова? — спросил Барбер.

— Похороны Неда Уиллета, — ответил Ратлидж, стараясь, чтобы голос его звучал беззаботно. — Когда они состоятся?

— Были вчера. Вы опоздали, — не без злорадства ответил трактирщик.

— Очень жаль.

— Кому как. — Барбер нагнулся и подобрал что-то с песка. Это оказался плоский камешек, и он пустил его по поверхности воды. — Неплохо… Семь раз отскочил! — продолжал Барбер. Потом он снова повернулся к Ратлиджу: — Значит, теперь скоро уедете?

Теперь его здесь ничто не держало. Если не считать поисков Рассела. И все же нетерпение Барбера пробудило в нем подозрение.

Ратлидж решил рискнуть:

— Что, опять собираетесь сплавать во Францию? До полнолуния?

На лице Барбера отразились ужас и гнев. Потом они сменились настороженностью.

— Понятия не имею, о чем вы говорите!

Ратлидж подобрал камешек, лежащий у самых его ног, и тоже пустил «блинчик». Камешек отскочил от воды десять раз.

— Я, конечно, только предполагаю…

Взвешивая его слова, Барбер сначала посмотрел Ратлиджу в глаза, потом перевел взгляд вдаль, на море — как недавно Ратлидж. Но Ратлидж успел прочесть в его глазах сомнение.

Ратлидж решил, что слишком давит, и поспешил добавить:

— Меня интересует только Бен Уиллет и то, что с ним случилось. Я ведь вам говорил. Помогите мне, и я сразу уеду.

— Я не знаю, кто его убил.

— Я тоже. Вполне возможно, его убили вы — потому что, когда он вернулся домой из Франции, он стал другим, больше не был вашим, деревенским, и не собирался хранить ваши тайны. А может, майор Рассел убил его из ревности. Или из-за того, что Уиллет слишком много знал о смерти Джастина Фаулера. Или его убила мисс Фаррадей, потому что Уиллет злоупотреблял ее хорошим отношением…

Барбер подобрал еще один камешек, посмотрел на него и выронил на песок. Он так долго молчал, что Ратлидж решил: трактирщик и вовсе не станет отвечать.

Наконец, Барбер произнес:

— А вы попробуйте поискать ответ во Франции. Вы о таком не подумали? Он ведь не первый, кто захотел там остаться и болтаться в Париже со всякими бездельниками, пить, развратничать и задирать нос. Не пожелал вернуть ся домой и проявить уважение к своим близким. Возможно, именно это и убило старика.

Ратлидж повернулся и посмотрел на реку, чтобы Барбер не смог ничего прочесть на его лице.

В открытке, которую Уиллет прислал Синтии Фаррадей за несколько дней до своей гибели, он писал, что собирается навестить отца, а потом вернется в Париж, где закончит свою последнюю книгу. Но Абигейл утверждала, что брат не появлялся дома с самой войны. А если он не возвращался в родную деревню, откуда Санди Барберу известно, что его шурин решил после 1918 года остаться в Париже?

Сыну фарнэмского рыбака, которому повезло устроиться лакеем в Тетфорде, наверняка не терпелось бы вернуться в дом Лоутонов, где его охотно приняли бы на службу.

— С чего вы взяли, что Бен Уиллет болтался в Париже со всякими бездельниками? — спросил Ратлидж, следя глазами за ржанкой, которая гонялась за какой-то мелкой мошкой.