Мой бедный богатый мужчина - Мария Воронова

Попрощавшись, он небрежно бросил трубку на окно.

– А где мой торт?

– Я его в холодильник убрала, ты же почти половину съел, это вредно.

– Ну, если меня ничем другим не кормят…

– Сейчас пожарю котлеты.

– Не надо, я уже не хочу, давай просто чаю выпьем.

Диана включила чайник.

– Ты собираешься положить эту бабушку с опухолью к себе в клинику? – уточнила она.

– Да! Могу я за десять лет сделать хоть одну полезную операцию?

– Колдунов говорил, что там вредные родственники… Скажут потом, что ты под видом благотворительности из них последние деньги вытряс. Кроме того, насколько мне известно, у твоей клиники нет лицензии на онкологические операции.

Розенберг выпрямился и бросил на нее недобрый взгляд.

– Я буду благодарен тебе, Диана, – ледяным тоном отчеканил он, – если ты станешь высказывать свое мнение и давать мне советы только тогда, когда я попрошу об этом. Если ты хочешь жить со мной дружно, не суйся в мои дела. Я не собираюсь искать в собственном доме углы, где я мог бы говорить по телефону, не опасаясь быть услышанным. Переносить деловые встречи на нейтральную территорию для того, чтобы избежать твоих комментариев, я тоже не собираюсь. И главное, не заводи со мной задушевных разговоров! Если я захочу с тобой чем-то поделиться, то сделаю это без принуждения. Ты меня поняла?

– Да. Обещаю, что больше никогда не заговорю с тобой первой.

Диана встала и вышла из кухни, еле удержавшись, чтоб не хлопнуть дверью.

«Ничего, в сущности, не случилось, – уговаривала она себя. – Ты ничего не потеряла, потому что ничего и не было. Никакой близости. Зато есть крыша над головой, автомобиль, подарки, деньги… Тебе скучно и одиноко? Готовься к экзаменам в университет, твой муж уже договорился с репетиторами, и они ждут твоего звонка, чтобы начать занятия. Ты просто замкнулась на Розенберге, и это понятно, поскольку он единственный человек, которого ты видишь более или менее регулярно. Ты полностью вырвана из социальной жизни, поэтому его фигура стала для тебя такой значимой, ведь только через него ты общаешься с реальным миром. Ничего, вот поступишь на исторический, появятся новые интересы и знакомства, и плевать тебе будет на его проблемы. Пусть живет как хочет!..»

То ли педагоги попались хорошие, то ли Диана за десять лет достаточно однообразной работы ухитрилась не лишиться сообразительности и хорошей памяти, но наука давалась ей легко. За два месяца занятий она освоила программу и на экзаменах отвечала вполне прилично.

Розенберг радовался ее поступлению так, словно это случилось только благодаря Дианиным личным усилиям, а не его деньгам. В подарок студентке он купил изящный портфель и настоящий «паркер». Портфель выглядел вызывающе дорого, и Диана решила пока не ходить с ним на занятия, а присмотреться сначала к однокурсникам, есть ли у них такие вещи. Ей и так будет трудно найти себе друзей, ведь она лет на семь-восемь старше остальных студентов, а если еще начать демонстрировать свое богатство…

Из этих же соображений, а вовсе не из-за пробок, она решила ездить на учебу в метро, хотя к началу осени уже вполне уверенно управляла своей красной «Маздой». Розенберг больше не смеялся над тем, как робко она перестраивается из ряда в ряд, как при малейших признаках опасности сразу жмет на гудок и как бормочет молитвы, обгоняя старенькие «Жигули». Теперь ему даже нравилось, когда жена его возила.

После того как он отчитал ее за вмешательство в его дела, Диана держала слово и не задавала ему никаких вопросов, кроме «что приготовить на ужин?». За едой они вели легкие, ни к чему не обязывающие разговоры да иногда обсуждали вопросы домашнего хозяйства.

Интимная жизнь супругов тоже не таила никаких сюрпризов. Диана знала: если Розенберг два дня не приходил к ней, то на третий скорее всего придет. Она уже знала его привычки, всю обязательную программу ласк, которую он считал нужным выполнить перед тем, как заняться собственно сексом. Оргазма она не испытывала, но по этому поводу не грустила и на вопрос мужа: «Тебе было хорошо, зайчик?» – всегда отвечала утвердительно.

Она играла роль, назначенную ей мужем, зная, что любые попытки выйти за ее рамки могут вызвать у него раздражение и агрессию.

Однажды он после секса дольше обычного не уходил к себе, лежал в ее кровати, и Диане захотелось приласкать его. Она осторожно погладила Розенберга по голове, поцеловала в макушку – в ее движениях не было ничего сексуального, только нежность. Но муж тотчас же вскочил с постели, пробормотал: «Ну, спокойной ночи, зайчик», – и убежал.

Больше она не пыталась его приголубить, но было очень обидно, что ее нежность и участие и искреннее желание помочь – словом, все то, ради чего люди и соединяются в семьи, – не только не нужны ему, но и вызывают неприязнь.

«Уж конечно, он не стал бы убегать от ласки своей Ольги Алексеевны, – желчно думала Диана. – И пусть она целовала его, а потом неслась на свидание с профессором Дороховым, это не важно! Да все мы, люди, такие! От одного человека нам достаточно мимолетного взгляда, а другой нам жизнь свою под ноги бросит, так мы наступим и дальше пойдем. Любовь – что это, как не оправдание несправедливости и неблагодарности? Наверное, Розенберг считает, что не обязан отвечать на мою нежность, поскольку меня не любит. Он не хочет привязываться ко мне сильно, чтобы не предавать первую жену. Точнее, свою любовь к ней. Ему важно знать, что у него было великое чувство. Мне тоже много лет важно было думать, что я любила Стасова с нечеловеческой силой, так, как не любили до меня и не будут любить после. До чего же хотелось исключительности и трагичности своей судьбы! У него, наверное, то же самое. А если он сблизится со мной, значит, с Ольгой Алексеевной у него все было как у всех, и со мной тоже все как у всех. Скука, рутина…»

В отпуск Розенберг уехал без нее. Целый месяц болтался по Европе с младшими девочками, а потом они втроем навестили в Магадане Милу. Диане так и не удалось познакомиться с падчерицами.

Желание изолировать ее от семьи было непонятным и очень обидным.

Вдруг он вообще скрыл от младших, что женился? Вдруг собирается развестись с ней? Но зачем? Где он найдет себе более покладистую жену?..

Он вернулся загорелый, помолодевший, с выгоревшими волосами. Несколько дней провел в клинике, а потом вдруг предложил Диане съездить в Ярославскую область, к нему на родину.

– Летом пациентов мало, – пояснил он, – еще одну неделю отдыха я вполне могу себе позволить. И ты подышишь свежим воздухом. Я туда каждый год езжу, смотрю за домом, за родительскими могилами. Могу, правда, и один поехать, если тебе неохота в такую глушь тащиться…

– Я поеду с тобой с удовольствием.

С еще большим удовольствием она, никогда не бывавшая за границей, проехалась бы с ним и девочками по Европе, но выбирать не приходилось.