Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

кроме его жизни, а теперь, после смерти, у него осталась только его душа.

Внезапно позади раздался слабый шорох, как будто кто-то коснулся лепестков цветов.

Решив, что это вернулся тот офицер, которому он приглянулся ранее, Жун Цзю постарался придать своему взгляду выражение страстного желания, словно этот призрак был любовью всей его жизни, а сам он только и мечтал ему снова отдаться, даже не помышляя о вознаграждении.

Мобилизовав весь свой непревзойденный талант обольщения, перед которым не могли устоять ни мужчины, ни женщины, он обернулся с самой обворожительной улыбкой на губах.

Но стоило ему увидеть человека, стоявшего за цветущими ветвями, Жун Цзю невольно отступил. Его глаза округлились от изумления, рот приоткрылся. Сейчас он выглядел так, словно в него ударила молния…

— Это ты?!

— Да, это я, – ответил Мо Жань.

На миловидном личике Жун Цзю разом отразилась вся гамма испытанных им в этот момент чувств — изумление, нерешительность, злорадство, гнев, страх и притворное равнодушие.

В конце концов он натянул на лицо подчеркнуто вежливую улыбку.

Этот юноша давно привык скрывать злость за натянутой улыбкой, а сейчас ему не хотелось демонстрировать свою досаду.

— Господин Мо, как же вы здесь оказались? — их последнюю встречу точно нельзя было назвать приятной. Жун Цзю выпрямил спину и постарался выглядеть незаинтересованным.

— Я ищу человека, – ответил Мо Жань.

— Представить не могу, что такой ветреный человек, как господин Мо, ради поиска кого-то спустится в Призрачное Царство, — Жун Цзю насмешливо фыркнул.

Мо Жань, не собираясь вести с ним долгие беседы, сразу перешел к делу и вытащил портрет:

— Видел его?

Жун Цзю бросил всего один затуманенный взгляд[111.18] на рисунок и холодно усмехнулся:

— Ничего особенного, совсем не женская красота. Ваш новый питомец?

Мо Жань нахмурился:

— Какой еще питомец?! Никакой он не питомец! Если не видел, так и скажи.

— Не видел, – холодно ответил Жун Цзю, — а если бы и видел, не сказал бы.

— …

— Я немного утомился, пойду отдохну. Господин Мо, можете идти. Провожать меня не нужно.

— Жун Цзю! — окликнул его Мо Жань.

Стройная фигурка остановилась, очаровательное личико с изрядной долей кокетства напополам с самодовольством, вполоборота повернулась в его сторону:

— Что-то случилось?

— Я хочу спасти его и забрать отсюда. Если хочешь, я и тебя могу взять с собой. Ты же не можешь оставаться в этом жестоком мире и ложиться под этих кровожадных демонов. Давай вместе вернемся.

Жун Цзю полностью развернулся в его сторону и преувеличенно ласково ответил:

— Господин Мо, вы говорите, что мне не место в этом жестоком мире? А где мое место? Невезучий Жун Цзю прожил в смертном мире двадцать лет, и здесь он не чувствует себя хуже, чем там. Был постоянный клиент человек, а стал призрак. Все идет по кругу, так какая мне разница?

— Но… сейчас твоя жизнь на острие ножа...

На этот раз Жун Цзю искренне расхохотался, да так, что потребовалось время, чтобы он смог снова заговорить с Мо Жанем:

— А разве раньше я ежедневно не жил на острие ножа? Для таких как вы, я не более, чем рыба на разделочной доске. В той жизни было не так много хороших людей, которые готовы были вознаградить меня серебром. А если уж посчастливилось встретить такого «хорошего человека», как господин Мо, не получить ничего за труды — это обычное дело, можно сказать легко отделался. Может ведь выйти и так, что обернуться не успеешь, а этот «хороший человек» уже сбежал со всеми моими сбережениями, а при новой встрече сделал вид, что не знаком со мной. Господин Мо, сначала вы ударили меня ножом, а потом советуете быть осторожнее с холодным оружием? Да вы просто эталон доброты и милосердия.

Автору есть что сказать:

Когда сукин сын был молочным щенком, он был полон решимости стать тем, кто укроет и согреет всех бедных людей на земле. Однако в конечном итоге этот человек стал дьяволом, утопившим мир в крови. Если мать щенка не вошла в круг перевоплощений и жила в Призрачном Царстве, зная о всех его делах, это было очень грустно, не так ли?

Хотя события из прошлой главы могут вызвать жалость к этой собаке, не стоит его жалеть, потому что на самом деле то время было лучшим в жизни щенка за первые пятнадцать лет его жизни.

До того, как погрузиться в воспоминания, он сказал, что в то время у него, по крайней мере, была мать.

Позже у него не было даже матери.

На самом деле, я надеюсь, что нет необходимости проводить четкую черту между добром и злом, предательством и преданностью, и спорить о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Кто-то из героев этой истории еще отвернется от добра и станет злодеем, а кто-то сможет вернуться из тьмы к свету. В жизни у каждого человека бывают прекрасные моменты, моменты гнева, моменты жалости, моменты ненависти. Все мы живые люди из плоти и крови, а значит можем допускать ошибки и раскаиваться в них, можем быть предвзяты и справедливы, потому что только так мы обретаем внутреннюю целостность.

Если вы желаете, чтобы в истории были только хорошие люди, проповедующие одинаковые нравственные ценности, не было эмоциональных качелей, противостояния персонажей, моральных противоречий, зато в избытке были хвалебные оды (кхм!) изменениям, что несет нам весенний бриз революции, если вы верите, что когда-нибудь все люди мира смогут быть счастливы, не будут закрывать двери по ночам, а деньги будут валяться на обочине дороги годами, лучше включите телевизор в половине восьмого и посмотрите десять тысяч какой-то там эпизод сериала 《Синьвэнь Ляньбо[111.19]》 , и вы будете удовлетворены.

Глава 112. Оскорбление[112.1] Учителя недопустимо

Он говорил о поступке, который совершил переполненный обидой Мо Жань в первый день возрождения.

Если подумать, хотя Жун Цзю и провинился перед ним, сговорившись с господином Чаном с целью обманом завладеть его духовными силами, все это было в прошлой жизни. Но после его воскрешения Жун Цзю с этим своим Чаном ему ничего не сделал, и у Мо Жаня не было ни одного оправдания своего неблаговидного поступка с кражей серебра.

— Я был не прав, – при этих обстоятельствах Мо Жань не мог себе позволить препираться с Жуном. — Все, что я забрал