Туринская плащаница - Клайв Принс

Понятно, что сочинения Леонардо были адресованы таким дутым алхимикам. Так, например, он спрашивает их: «Почему вы не идёте в рудники и копи, где Природа создаёт столь великолепное золото, и не становитесь её учениками? Она наверняка излечила бы вас от вашего безрассудства, показав, что ни одной из тех вещей, которые вы используете в своих печах, не было среди компонентов, кои Она сама применяет для создания этого золота». Однако его отношение к алхимикам не является целиком и полностью враждебным, ибо Леонардо говорит, что алхимики «заслуживают безмерной похвалы за все те полезные вещи, которые они изобрели на пользу человечества».

Серьёзные алхимики наверняка согласились бы с ним. Презрение, которое они испытывали (и теперь испытывают) к дутым мастерам, во многом смыкается со взглядом многих учёных на простаков, которые по-прежнему верят, что Плащаница – эта та самая ткань, в которую было обёрнуто тело Иисуса.

В целом необходимо отметить, что современные алхимики – а надо сказать, что в наши дни во Франции и США существуют различные алхимические институты – столь же склонны к анонимности, как и их коллеги на страницах истории. Это может показаться весьма странным, ибо давно прошли те времена, когда за свои взгляды и опыты алхимики могли попасть на костёр инквизиции. Некоторые полагают, что анонимность просто до такой степени укоренилась в душах алхимиков, что сегодня к ней прибегают исключительно ради традиции. Однако на самом деле в этом кроется нечто большее. Проще говоря, алхимия – это удел только посвящённых, как, впрочем, и все прочие оккультные знания. Секреты должны оставаться секретами. Или, как пишет Нейл Пауэлл, «Алхимики очень любили окружать свои писания ореолом тайны и загадочности, ибо они всегда опасались, что тайная информация может попасть в руки противников. Вероятно, они соблюдали секретность для своей собственной безопасности».

Алхимия до сих пор использует весьма сложные и непроницаемые для посвящённых коды, возбуждающие самое дерзкое воображение, но на самом деле она представляет собой достаточно жёстко структурированную систему, направленную на полную трансформацию не только материальных субстанций, с которыми работают алхимики, но и самих алхимиков. У алхимиков бытовало изречение: «Нет [другого] Бога, кроме Бога [заключённого] в Человеке», представлявшее собой не только крайне опасную аксиому во времена инквизиции, но и совершенное выражение взглядов таких мыслителей, как Леонардо.

Мы пришли к осознанию того, что одним из главных raisons d'dtre[54]деятельности Приората Сиона является алхимия (которая на низшем своём уровне служит весьма подходящей дисциплиной для людей, числящихся среди крупнейших банкиров мира). Так, в числе ранних великих магистров Приората упоминается Никола Фламель, а 17 января (день, в который он, по собственному утверждению, завершил Великое Творение и достиг цели) – священный для них день, дата, установленная в память о достижении алхимического совершенства. В том же списке упомянуты и сэр Исаак Ньютон, Роберт Бойль (1627 – 1691) и Роберт Фладд, бывшие страстными алхимиками. (Интересно, что Ньютон, как и Леонардо, известен сегодня как архирационалист, но в его времена не считалось нелогичным быть алхимиком. В конце концов, важны и ценны все области знания.)

Алхимия – это не хобби вроде собирания марок или выращивания орхидей. Это целостная система познания Человека и мира, в котором он живёт. И «Ведьма с магическим зеркалом» Леонардо – свидетельство того, что он был хорошо знаком с алхимической символикой.

В наших изысканиях, целью которых было доказать, что Леонардо мог иметь средства, мотивы и возможности для создания Туринской Плащаницы, нам было необходимо показать, что необходимые средства предоставила ему именно алхимия. Алхимия была в состоянии неё только предоставить Леонардо, так сказать, техническое ноу-хау для фабрикации столь уникальной подделки (которая, кстати сказать, не была распознана в качестве таковой при его жизни), но и познакомить его с обширной подпольной сетью еретиков, придерживавшихся близких ему взглядов. В этом ряду находился, вероятно, и орден Приорат Сиона, великим магистром которого, как считается, был Леонардо.

В самом начале наших исследований мы выступали против утверждения, будто в претензиях Приората отсутствует здравая логика и что они искусственно создали себе известность, пользуясь целым рядом источников. В книге «Святая кровь и Святой Грааль» проводится мысль о том, что Приорат Сиона существует ради того, чтобы хранить и оберегать родословную потомков Иисуса Христа и Марии Магдалины, однако мы установили, что Приорат – это иоанниты наших дней и Иисус для них не имеет никаких оснований, чтобы почитаться в качестве Бога. На деле они относятся к Нему резко негативно, выискивая в свитках Мёртвого моря и других источниках отрицательные отзывы и свидетельства о Нём. Но тогда почему они, как принято считать, проявляют такую заботу о сохранении родословия Его гипотетических потомков? И почему их орден возглавлял такой независимый и циничный мыслитель и явный ненавистник благочестия, как Леонардо?

Для авторов книги «Святая Кровь и Святой Грааль» история Приората началась с того таинственного момента, когда Соньер, священник церкви в Ренн-ле-Шато, практически за одну ночь стал несметно богатым человеком. Возникли слухи о сексуальных контактах, магии и тёмных секретах. Тем, кто приезжал в эту отдалённую, глухую деревушку в Лангедоке, приходилось запастись терпением, ибо поездка туда из Парижа даже в наши дни (мы убедились в этом на собственном опыте) – весьма непростое предприятие. Тем не менее на протяжении почти ста лет туда нередко приезжали сливки парижского общества, в том числе и очаровательная и знаменитая оперная певица Эмма Кальве (1852 – 1942), чтобы увидеться с Соньером. В числе тех, кто посещал крохотную деревушку, были и принцы династии Габсбургов. Зачем они приезжали туда – мы не знаем.

Каковы же были мотивы, побуждавшие столь влиятельных персон отправляться в такую даль? Быть может, они искали славы, фортуны или тайных знаний? Впрочем, вероятнее всего, славы они не искали, ибо большинство из них и без того обладали ею. Тогда что же? Быть может, средство достижения бессмертия, эликсир вечной молодости или какие– то иные побочные продукты на пути к Великому Творению? То, чем владел Соньер, очевидно, заслуживало самого серьёзного отношения. Не надо забывать, что сэр Исаак Ньютон был энтузиастом алхимии и нисколько не стыдился этого, и к тому же он тоже, если верить «Секретным досье», был великим магистром Приората Сиона. Точно так же, как и Никола Фламель, и Роберт Бойль, и Роберт Фладд… и Леонардо да Винчи. Все эти люди были лучшими умами своего поколения, а некоторые – и своей эпохи. Словом, это были люди, которые не стали бы заниматься заведомой чепухой, не так ли?

Другим предполагаемым великим магистром Приората был французский художник и кинорежиссёр Жан Кокто, произведения которого можно увидеть в соборе Нотр-Дам в Париже и в Лейчестерском дворце, находящемся неподалёку от Лейчестер-сквер, что в центральном округе Лондона. Его курьёзная фреска с изображением сцены Распятия, находящаяся в боковой капелле, несёт в себе явно неортодоксальную символику. Более того, Кокто поместил на ней собственный автопортрет, изобразив себя в виде человека, повернувшегося спиной к Кресту с выражением неприязни или даже отвращения на лице. Поскольку эта фреска – творение человека, связанного с Приоратом Сиона, не является ли она чем-то вроде жеста протеста иоаннитов? А если это так, то не вправе ли мы усматривать нечто подобное в работах самого Леонардо, – нечто, свидетельствующее о тайной традиции, которая связывала в рамках опасного еретического братства двух художников, живших в разные века?