Четвертая стена. - Ренат Аймалетдинов

уст это звучало так, будто он говорил чистую правду. Но это было невозможно.

«Это же бред… Как он мог разговаривать вчера с ней по телефону? Он точно издевается! Что ему нужно? Заманить меня в машину? Возможно. Но тогда бы он начал с предложения показаться. Что же еще? Выпить отравленный кофе — нет; он лишь раз его протянул мне. Тем более, я видел, как он его пил. Неужели ему, действительно, надо поговорить со мной? Я чувствую, что это ловушка, но… Будем считать, что я попал в нее. В конце концов, что он сделает мне в машине? Если тот подумает меня везти в противоположное направление, я пойму это и, в случае чего, всегда смогу направить нас в какой-нибудь столб или дерево. Ладно, мне интересно, что ты задумал Родосский», — подумал Джерри и, молча, направился к незваному гостю.

«Все-таки передумал? Мудро. Садись», — сказал Родосский и открыл дверцу авто. Наш герой занял место рядом с водителем. Они выехали из-за двора и, пока что, все выглядело правдоподобно — они завернули на проспект Андропова и направились в сторону Коломенского проезда. В салоне играла музыка и, судя по всему, это было не радио, а загруженные в магнитолу песни. Родосский молчал, и это напрягало. «Не желаешь кофе?» — снова предложил он. «Думаю, напиток не опасен. К тому же, я сам видел, как он его пил», — подумал Джерри и сделал глоток. Это, действительно, оказался карамельный латте; весьма вкусный, к слову.

— Если хочешь, можешь допивать. Я уже как-то не хочу его больше.

— Угу. Спасибо, — поблагодарил Джерри, сделал еще несколько глотков, а затем спросил, — Что ты мне хотел сказать по поводу Насти.

— Да… Точно Настя… — не договорил Родосский, как в салоне громко раздалось барабанное вступление. За ним последовала игра на клавишных — синтезаторе, судя по всему; которая, в дальнейшем, шла в унисон с ударными. Спустя тридцать секунд эта пленяющая и, в то же время, пугающая мелодия сменилась на спокойное звучание испанской гитары и прорезавшийся вокал солиста. Родосский начал медленно подпевать, — The rusted chains of prison moons are shattered by the sun…

— Данила? — спросил Джерри, и в этот же момент ему резко подурнело. В глазах все начало плыть.

— I walk a road, horizons change… The tournament's begun… — он продолжал напевать, игнорируя слова пассажира.

— Родосский, черт тебя возьми! — крикнул Джерри и думал ударить водителя. Но у него это не вышло — все тело было будто бы ватным и не слушалось его.

— The purple piper plays his tune, the choir softly sing, — Родосский пел и, ухмыляясь, смотрел на Джерри, который уже был не в состоянии ориентироваться в пространстве. Буквально сразу же он продолжил, — Three lullabies in an ancient tongue, for the court of the crimson king!

И на этой строчке наш герой окончательно потерял сознание. Снова раздалась та чарующая мелодия клавишных и ударных — на сей раз с добавлением протяжного хорового пения. Думаю, данная композиция не нуждается в представлении. Родосский свернул с заданного маршрута и поехал в неизвестном направлении с заложником в своей машине. А тем временем Алекс уже вышел из метро и направлялся к дому. Зайдя в квартиру, он, в первую очередь, пошел на кухню, чтобы поесть. Но когда открыл холодильник, столкнулся с той же проблемой, что и его сожитель. «Твою мать… Джерри, есть что пожрать в доме?» — молодой человек громко спросил. Ответа, естественно, не последовало. Алекс зашел в спальню, а затем в ванную комнату — его друга нигде не было. Он даже не догадывался, куда делся Джерри, но, почему-то, шестое чувство подсказывало ему, что тут что-то неладно.

Алекс достал телефон и позвонил Джерри. В нескольких метрах от него раздался звук — смартфон друга лежал на тумбочке. «Вот как… Ушел и не взял с собой телефон… Это не похоже на него», — думал он. Алекс тут же сообразил что делать: взял забытый телефон, разблокировал его, зная графический пароль, и принялся смотреть последние вызовы. Увидев шесть пропущенных, дальнейший план действий сам напрашивался. А именно, Алекс решил набрать Максима, чтобы тот протриангулировал телефон, с которого были выполнены все те звонки. На часах 13:40. Хоть и Максим находился на работе, сейчас у него был обеденный перерыв; поэтому, узнав о том, что их общий друг снова в беде, ничто ему не мешало сделать все необходимое для его спасения.

— Ну что, через минут пять-десять где-то будет известно, где Джерри? — спросил Алекс.

— Нет. Минимум пятнадцать.

— Но ведь в тот раз все довольно быстро нашлось!

— В тот раз радиус поиска был меньше. Сейчас я ищу его по всей Москве. Если окажется, что он уже в Подмосковье — придется подождать еще. Я перезвоню или напишу СМС, как что-то будет известно.

— Хорошо, — Алекс завершил вызов.

Алекс присел на разобранный диван. Ему оставалось теперь только ждать. И думать — думать о всяком; думать о своем. В том числе, что делать дальше. Достав из кармана гавайской рубашки бумажку с номером отца, Алекс пытался решить, какой путь выбрать. Проще всего было отдать отцу деньги, но тогда бы им с Джерри пришлось нелегко: двое безработных и без единой копейки в кармане. Его друг и так долгое время жил сплошными долгами, и Алексу, честно говоря, было бы стыдно вместе с ним ходить к той же Кате и просить милостыню. Второй вариант развития событий — работать на отца и своим трудом все «искупить». Но тогда бы ему пришлось попрощаться с Джерри, а этого он хотел в последнюю очередь. Особенно после того ночного разговора.

«Знаешь, Джерри, я тебя не брошу! Ни сейчас, ни когда-либо еще! Да, пусть нам будет плохо и трудно, мы все переживем вместе!» — Алекс сказал сам себе. Встав с дивана, он принялся готовиться к спасению друга. Словно тогда, в апреле, Алекс встал у зеркала в коридоре и начал заряжать револьвер. Осталось всего пять патронов. Да и дымовых шашек было уже не две, а всего лишь одна. Он смотрел на свое отражение, как запищал телефон. Засунув пистолет в кобуру и спрятав дымовуху в кармане, он прочел СМС от Максима:

«Клинская улица, дом № 2, корпус 1. Я вызвал тебе такси. Через пять минут будет у дома. Хотя бы в этот раз я могу сделать больше».

«Спасибо тебе, Макс!» — сказал Алекс вслух. «Надеюсь, мы еще встретимся», —