Въ лѣто семь тысячъ сто четырнадцатое… - Александр Владимирович Воронков

осудить без «приговора» этого органа власти. Вернее, мочь-то может, но вот права на это не имеет: «народ нас не поймёт», как верно говорили в советское время.

…Весь оставшийся день на Никольской улице грамотеи-печатники набирали из металлических литер строчку за строчкой, разводили и перемешивали краску, ругали подсобника за неладно обрезанную бумажную десть. Прибывший на Печатный двор под охраной троих стремянных стрельцов дьяк лаялся неподобно и требовал государевым именем шибче поворачиваться, не дав остановить работу и на вечерней заре. Всю ночь монотонно, раз за разом вертели друкари рукоять винтового пресса, прижимая лист за листом к смазанному краской набору, развешивая царский указ для просушки на вервии, словно бабы выстиранное платно. Три сотни листов за едину ноченьку — не шутка! А наутро осовевшие от бессонницы стрельцы доставили те листы в Разбойный Приказ, откуда бирючи[106] развезли их по московским площадям, а спешные гонцы, сложив указы в сумки, разъехались по всем старшим городам Руси.

«Великий Государь указал, и бояре приговорили», — а народ слушал, как во весь голос кричали бирючи слова этого указа и давался диву: насколько кроток и преисполнен христианского всепрощения нынешний государь, и как мягко наказаны бунтовщики. При покойном Иоанне Васильевиче, батюшке нынешнего самодержца, пожалуй, не обошлось бы без плахи, кольев и виселиц, а ныне преступников лишь ссылали в дальние дали, лишив, правда, при этом всех чинов, а князей — и вычеркнув из родословных книг, будто и не было таковых ни среди Рюриковичей, ни среди Гедиминовичей. Василия Голицына и Дмитрия Шуйского со всей роднёй, «со чады и домочадцы» под караулом из проштрафившихся стрельцов угоняли далеко на восток. Голицыным предстояло ехать до Томского острога, а затем самостоятельно добираться до места впадения реки Иркут в Ангару, где и обосноваться на жительство, построив при этом укрепление против вероятных набегов немирных аборигенов. Для будущего острога им была выделена та самая пушка, которую использовали мятежники во время московского погрома. В конце концов, если Иван Третий вырывал языки новгородским вечевым колоколам, то почему бы Димитрию Иоанновичу не отправить в ссылку орудие?

Более многочисленному клану Шуйских предстоял ещё более далёкий путь. Им было указано отыскать реку Хэйлунцзян (да, я почему-то случайно запомнил, как китайцы по-своему обзывают наш Амур) и сплавиться по ней до самого устья, где и поселиться в остроге на морском побережье без права возвращения в Центральную Россию вплоть до именного царского указа. «Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский» — сказал как-то Владимир Ленин. Вот пусть они его и основывают: Россия до Тихого океана исторически обязана расшириться, так почему не сделать этого пораньше?

Ну а сам Василий Иванович Шуйский, как главный изменник, согласно указу, должен был покинуть этот мир. Впрочем, никто не собирался его казнить: заливающегося на допросах слезами и сдающего всех подельников без разбора, бывшего боярина и почти царя милостиво постригли в монахи под именем Василиска и, вместе с лишённым митрополичьего сана Исидором, до зимы отправили в подвалы Чудова монастыря. Пусть грешники помолятся, попостятся, а как на реках станет лёд, под охраной стрельцов, чтоб чего не стряслось, отправятся в Архангельск. А уж оттуда по весне их на поморском коче вывезут за Маточкин Шар: пусть строят скит на Новой Земле. Топор, ножи да пару заступов им выделят, равно как и мешок ржи. А там уж как приживутся: на всё божья воля.

Что касается основной массы мятежников и бандитов, захваченных во время мятежа да пойманных позже по показаниям свидетелей и допрашиваемых татей, то я решил приспособить их к делу. Незачем им зазря хлеб скармливать, пускай потрудятся. В отличие от князей да бояр большинству этих погромщиков физический труд не в новинку. Колонна преступников была отправлена под конвоем в Тулу, куда уже был вызван отряд касимовских татар, которым предстояло послужить конвойными. От этих природных людоловов не очень-то поубегают. Получив инструменты, первые русские каторжане должны будут проложить дорогу от самой Тулы до хорошо известного мне места. Того самого, где в двадцатом и двадцать первом веках будет стоять моя родная Киреевка. Я особо настоял именно на нём, поскольку других мест поблизости, где точно имеются природные ископаемые, попросту не знал. Конечно, в прошлой своей жизни я бывал и на Сивашских соляных озёрах, видел и рудники Криворожья, и шахты российского и украинского Донбасса. Вероятно, и сейчас смог бы их отыскать, доведись оказаться в тех местах. Но увы: Кривбасс, Донбасс и Приазовье для русского народа пока что были недоступны. Сейчас там лежало Дикое Поле, где хозяйничали татарские разбойничьи орды.

Случалось мне в прошлой жизни съездить и на Север, куда перебралось семейство дочери. Показали там родичи громадный котлован Ковдорского рудника, на дне которого КамАЗы кажутся размером со спичечный коробок и хвалились, что металлов в тамошней руде — чуть не вся таблица Менделеева. Может, и привирали насчёт «таблицы», но в Советском Союзе пустое место никто бы осваивать не стал. Вот бы где прииск открыть, да вряд ли выйдет. И не только потому, что точное место указать я не сумею, поскольку определённо знаю лишь, что город тот будет стоять западнее Кандалакши, а вот насколько западнее — и не ведал сроду. Проблема тут ещё и в том, что есть у меня нехорошее подозрение: а не прихватили ли ту землю, где в СССР будет стоять город Ковдор, шведы? Финские племена в семнадцатом веке точно живут под шведской властью, а до советско-финской границы в ту мою поездку было не так уж и далеко[107]… Ну и третья проблема — транспортная. Грузы в Русском царстве перевозятся либо по рекам, либо санными обозами. По тёплому времени и колёсные повозки используются, но в весеннюю и осеннюю распутицу возить руду на телегах — людям мучение и лошадям погибель.

А с лошадьми на Руси дела такие, что, может, бывает и хуже, но не сразу сыщешь. Мало их сейчас, да и те, что есть, в массе своей породы слабой и низкорослой. Татарские лошадки, может быть, и повыносливее, но не намного. Конечно, свежая кровь от захваченных при стычках с ногаями и крымчаками коней постепенно улучшает породу, но такими темпами чего-то путёвого в ближайшую сотню лет добиться вряд ли получится. Вот у наших западных соседей — мадьяр и ляхов — боевые кони на загляденье: быстрые, выносливые, злые в сече… Да только вожделенные венгерские жеребцы отделены от нынешнего русского рубежа Диким Полем, где «резвятся» чамбулы степняков и никому неподконтрольные казаки-разбойники,