Массажист - Надежда Волгина

– Пошли.

Но предварительно проследил, чтобы Оля замотала шею шарфом. Сам застегнул дубленку доверху и поглубже засунул руки в карманы.

«А он симпатичный», – неожиданно подумала Оля, следуя за Артем и разглядывая его еще пока юношескую и немного долговязую фигуру. Вон и Катька по нему, кажется, сохнет. И сама же смутилась от собственных мыслей.

Артем привел их в небольшой ельник. И тут было не так холодно, потому что ели прятали их не только от глаз человеческих, но и от ветра. Еще повезло, что московский поезд всегда подавался на первый путь. Как бы они действовали, если бы поезд подавали, например, на шестой путь, понятия не имели. Но сейчас факт этот был только на руку.

Медленно подполз яркий состав и со скрежетом затормозил. На перроне уже толпились люди, и Артем с Олей внимательно всматривались в толпу, чтобы не пропустить родителей.

– Я вижу отца! – встрепенулся Артем.

– Где? – заволновалась Оля, потому что мамы она еще не заметила.

Что если та все же не приедет?

– Вон – только что поднялся на перрон. Видишь? – указал Артем налево.

– В адидасовском пуховике? – уточнила Оля.

До этого она ни разу не видела его отца и маминого хахаля и сейчас разглядывала его с интересом.

– Симпатичный, – вынесла вердикт.

И еще мужчина ей показался очень взволнованным, что тоже можно было считать хорошим признаком.

– Угу. Говорят, я на него похож, – ломающимся баском изрек Артем.

– Да ладно! – рассмеялась Оля.

С каждой минутой ей становилось все веселее. И именно в компании этого мальчишки.

– А вон и мама! – воскликнула она и тут же прижала ладонь ко рту под укоризненным взглядом Артема. – Ой!

Мама появилась с той же стороны. И тоже спешила на перрон со взволнованным выражением на лице. Конечно, куда как круче как в кино – герои бредут друг-другу навстречу, не замечая никого вокруг, выискивая в толпе друг друга… Но и так тоже сойдет.

А дальше случилось вообще невероятное – мама Оли так спешила, почти бежала, что налетела ни на кого-нибудь, а на папу Артема.

– Ну все – они друг руга заметила, – блеснул Артем в темноте ельника белыми зубами. – Теперь дело пойдет.

– Думаешь?

– Уверен! Посмотри, как они смотрят друг на друга… Слушай, пошли отсюда? – вдруг предложил. – Большего мы точно не можем сделать, – усмехнулся.

– А куда пойдем? – смутилась Оля.

– Я бы пригласил тебя в кино, но поздно уже. От отца получу по шее, да и бабушка будет верещать… Так что, сейчас провожу тебя и потопаю к бабуле. А в кино сходим в другой раз, – подмигнул ей.

А вот это уже точно было похоже на обещание свидания, и с вокзала Ольга уходила отчего-то очень счастливая.

Ну вот и все

– Ох, простите!

Маша неслась быстрее ветра и ничего вокруг не замечала. Взгляд ее был устремлен в толпу, но никак не получалось разглядеть Никиту с сыном. Где же они? Почему она их не видит? Уж Никиту точно должна заметить – он ведь такой высокий. Статный, красивый, самый лучший!.. От последней мысли чуть не разрыдалась. Пока ехала в такси, вспомнила вдруг все, что он ей говорил и делал, как смотрел на нее. И так страшно стало не испытать этого больше никогда! Страшнее ей еще никогда не было.

И вот сейчас она его не видела.

Никита всю дорогу до вокзала усиленно размышлял, что скажет Маше. Порой даже впадал в отчаяние, понимая, что не может подобрать нужных слов, чтобы заставить ее простить. Он и сам себя не мог простить, чего уж там. Но ее – должен! Иначе как он может жить, если даже представить страшно, что она уедет из города, что больше они не увидятся никогда.

Черт! Так и убить можно! Неожиданно его так ощутимо пихнули в спину, что он едва не завалился вперед и не прорыхлил утоптанный снег носом. И обзор сразу же сбился.

– Ой, простите!..

Стоило Никите только услышать этот голос, так что-то случилось с его душой – ту опалило жаром, а потом начало мелко потряхивать. А Маша уже застыла рядом и смотрела на него во все глаза. И ее глаза, эти невероятно красивые, самые любимые и желанные глаза наполнялись слезами.

– Не уезжай, – прочитал он по ее губам.

Одинокая слезинка скатилась по ее щеке, и Никита не выдержал – стер ее пальцем, лишь бы только прикоснуться к ней. И только потом до него дошло, что она сказала.

– Я не уезжаю. Это же ты…

Он замолчал, пытаясь сообразить, что вообще происходит. Чувствовал подвох, но не разобрался еще, с какой стороны тот подкрался к нему.

– Ты не уезжаешь? – спросила она, и теперь он уже расслышал ее голос. – Но мне сказали…

– Кто сказал? – невольно улыбнулся Никита.

Какая же она сейчас была трогательная – растерянная и очень ранимая. Хотелось заключить ее в кольцо своих рук и никогда больше не отпускать. Если только она позволит…

– Лена.

– А мне Виктор сказал, что ты уезжаешь в Москву, – еще шире улыбнулся Никита и все же рискнул – протянул руку и взял в плен ее холодную ладошку.

– И ты в Москву… – губы ее дрогнули, а изо рта вырвалось облачко пара.

С облегчением ли она выдохнула? – даже такие мелочи сейчас очень волновали Никиту.

– И ты пришла, чтобы остановить меня? – тихонечко, чтобы не спугнуть, привлек он ее к себе.

Замерзла ли она, или подрагивает в его объятьях от наплыва более сильных чувств, от которых и его немного потряхивает?

– Да, – тихо отозвалась Маша и уткнулась лицом ему в шею.

И все – крышу сорвало сразу же, стоило только почувствовать тепло ее кожи и дыхания на своей коже. Никита и сам не понял, как нашел ее губы. Те раскрылись ему навстречу, даря самый волшебный поцелуй, который, казалось, длился вечность, пока у обоих хватало дыхания.

– Ты меня простила? – прошептал Никита в ее губы.

– А ты меня? – вновь увлажнились ее глаза. – Ведь я тоже виновата перед тобой.

– Значит, мы оба простили, – счастливо улыбнулся он. – И ты меня больше не прогонишь?

– Если сам не захочешь уйти, – тряхнула Маша головой, и в глазах ее засветилось счастье.

– И ты познакомишь меня со своей дочерью?

– Обязательно!

– И с родителями?

– А это тоже нужно?

– Конечно! Должен же я у них испросить благословения, – улыбнулся он и снова поцеловал ее.

Не целовать эту женщину, когда она была рядом, не получалось. И неважно, где они находились, и сколько народу было вокруг. Вот и сейчас на них смотрели все прохожие, а они этого не замечали.