Преторианец - Валерий Большаков

– Может, помолимся сначала? – робко спросил Киклоп.

– И правда…

Красавица и чудовище стали на колени и вознесли молитву Творцу и Вседержителю.

4

Большая императорская школа

Рано утром по галерее прошелся дневальный, молотком колотя по бронзовой доске и рыкая:

– Па-адъем! Встаем! Жрать подано! Па-адъем!

Сергий нащупал в темноте легионерские штаны-браки, влез в них, натянул через голову короткую тунику, здорово смахивавшую на распашонку, пальцами ног подцепил сандалии.

– Эдуард Тагирович! – пропел он. – Пинка дать, али сами встанете?

– О-ох! – застонал Чанба. – Как я понимаю Спартака!

– Вставай давай, спартаковец, юный боец…

– А умыться?

– Удобства внизу.

Солнце еще не встало, лишь розовоперстая Эос осветляла восток, запаливая костер на полнеба. Но и не сентябрило – воздух был тепел и духовит. По двору шлялось человек двадцать «школьников» всякого разбору – рабов и свободных, преступников, осужденных на долю гладиатора, и глупых юношей, обманутых коварными ланистами, описавшими блеск жизни на арене, но забывшими упомянуть ма-аленькую деталь, – весь этот блеск, как и самая жизнь, – до срока…

– Где, ты говорил, вода, босс? – заоглядывался встрепанный Эдик.

– Опять? Где-то тут… А, вон, где Искандер!

За смутной тенью колоннады темнел проем в латрину, а рядом, стекая по каменному желобу, журчала чистая вода – римляне понастроили великолепных акведуков, а вот кранами обзавестись так и не додумались.

– Доброе утро, секутор! – воскликнул Искандер. – Как жизнь?

– Спасибо, хреново, – ответил Сергей, набирая полные ладони прохладной воды и омывая лицо. – М-м-м!

– Как спалось, ретиарий? – прицепился Искандер к Эдику.

– Кому спалось, – буркнул Чанба, – а кому и ворочалось…

– Е-мое! Что-то вы сегодня ролями поменялись! – заметил Гефестай, выйдя из латрины и подтягивая браки. – Я привык, что это Эдик зубы скалит!

Сергей утерся подолом «распашонки» и сказал:

– Пошли-ка лучше в столовку, пока нас пайки не лишили!

Все четверо приосанились, развернули плечи и направили стопы в триклиний: нас не задевай!

Триклиний ничем особым не отличался от обычной столовки в энской военчасти: длинный зал с потолком как в базилике – средняя часть крыши приподнята на стойках, пропуская свет и выводя смрад. Поперек зала стояли длинные, тяжелые столы – плиты полированного мрамора, обколотого по краям, на каменных тумбах-постаментах. Монументальная мебель. Лавки, слава богу, были деревянные.

– Куда сядем? – поинтересовался Эдик, осматриваясь. Триклиний был полон наполовину, гладиаторы галдели, орали, ругались, выясняли отношения или сидели наособицу, хмурые и скучные. На новичков никто не обращал ровно никакого внимания.

– Вон там вроде свободно, – показал Гефестай.

– Айда!

Четверка подошла к облюбованному столу. За ним уже сидели двое, уминая хлеб с сыром. Пятеро других почему-то стояли, переминаясь и переглядываясь. Враскачку подошел тип уголовной наружности. Подсел к парочке. Сергей устроился напротив и протянул руку за хлебом и сыром.

– Куда?! – заорал «уголовник». – Сначала Ланион[84]пожрет, понял?!

– И кто тут Ланион? – осведомился Лобанов, накладывая сыр на хлеб.

– Это я! – глумливо усмехнулся один из сидевших, здоровый малый с квадратным лицом и тяжелой челюстью. Его короткие, сучковатые пальцы мяли хлеб, сжимаясь в кулаки. Костяшки были сбиты. – А ну встать! – рявкнул Ланион, разом наливаясь кровью.

Сергей откусил от бутерброда и повернулся к Гефестаю, делая вид, будто Ланиона и прочих криминальных элементов не существует в природе. По правилу: как себя поставишь, так и жить будешь.

– А ничего, – оценил он завтрак, – сытно!

– Чайку бы ишшо! – вздохнул Эдик, вступая в игру.

– А вон, – поднялся Гефестай, – чего-то в кувшин налито!

Он протянул руку за кувшином, и ее тут же перехватил Ланион. Сын Ярная очень удивился.

– Это еще что за жопа с ручкой? – спросил он.

– Это Ланион, – объяснил Сергей, – самая крутая плесень на здешней помойке!

– А-а… – протянул Гефестай. Ухватившись за большой палец Ланиона, он отжал его, вынуждая хозяина пальца плюхнуться на скамью. – Не протягивай руки, – проговорил сын Ярная назидательно, – а то ноги протянешь! Развели тут «дедовщину»…

Плеснув в чашку из кувшина, Гефестай понюхал, потом попробовал.

– Сок! – определил он. – Виноградный! Свежеразбавленный!

– Плесни мне, – протянул Искандер свою чашку.

Гефестай плеснул не жалея.

– А эти чего стоят? – спросил Эдик, уплетая сыр, и показал на стоящих гладиаторов.

– Наверное, тутошние чмошники, – ответил Сергей.

К столу лениво приблизился огромный, широкий человек с редкой для здешней моды бородой и усами и пышной шевелюрой не хуже львиной гривы.

– Они – тироны, – прогудел пышногривый, – и вы – тироны![85]А Ланион – ветератор, и у него первый ранг! Дошло, тирон? За ним тридцать с чем-то побед! Ты сначала доживи хотя бы до третьего ранга, а потом уже будешь хвост поднимать!

– Ты-то кто есть? – спокойно поинтересовался Сергей.

– Я – Кресцент!

– Да ну?! – обрадовался Лобанов. – Сальве тогда! А меня к тебе направили! В секуторы!

Кресцент оглядел Лобанова и усмехнулся.

– Ну, наглости в тебе на двоих секуторов, – проговорил он. – Еще и останется! А где у меча острие, а где рукоять, не путаешь?

– На понт берет… – пробормотал Эдик для Сергея.

– Кресцент, – улыбнулся Лобанов, – вот тебя я уважаю. Не корчишь что-то из себя, не орешь как потерпевший… Только учти, Кресцент: язычок иногда полезно прикусывать! А то вколочу его в глотку вместе с зубами!

Кресцент не разозлился и, тем более, не испугался. Он выпучил глаза и загоготал. Его хохот подхватили многие в триклинии.

– Ты?! – выдавил Кресцент, скисая от смеха. – Мне?!

– Ага! – подтвердил Сергей. Он проглотил последний кусок, запил его соком и поднялся из-за стола.

– Сначала я! – вызверился Ланион, вспрыгивая на столешницу. – Тебе!