Век Наполеона. Реконструкция эпохи - Сергей Тепляков

Но вот незадача, главные знатоки его творчества – императоры Александр и Франц, король Фридрих Вильгельм, английский принц-регент – явно не обрадовались возможности сыграть вновь с таким великим мастером. Все же и самая лучшая музыка утомляет, а уж музыка войны – тем более.

Один раз задавив его массой, державы-победительницы решили применить это сверхоружие снова. 25 марта была создана седьмая коалиция – благо монархам, находившимся тогда в Вене на конгрессе, не надо было тратить много времени на переговоры. Боевые действия решено было открыть 1 июня, дождавшись прихода русских, за которыми с 1805 года закрепилась роль первых скрипок.

Наполеон лихорадочно готовился к главному в своей жизни concerto grosso, которого ему, впрочем, так хотелось избежать. Он рассылал по разным каналам – дипломатическим и личным – послания монархам, министрам и даже Марии-Луизе, которая, как полагал Наполеон, могла бы своим женским голоском внести в хор противников нотки некоего сочувствия, что было бы очень даже кстати. Но никто – никто! – не удостоил письма Наполеона вниманием.

Слышал ли Наполеон в те дни свою великую музыку, мелодии Итальянской кампании, Маренго и Аустерлица? Вряд ли. Даву, способнейшего из маршалов, он оставил на защите Парижа – будто отряды союзников вот-вот могли нагрянуть во французскую столицу. Маршал Сюше был отправлен против австрийцев, но и с ними не справился и отступил. Руководить штабом он назначил Сульта – вместо Бертье, которого кто-то 1 июня предусмотрительно выбросил из окна его дома в баварском городке Бамберге. Он не сумел остановить Мюрата, на радостях от возвращения императора бросившегося на австрийцев именно в тот момент, когда Наполеон пытался уверить Европу, что несет с собой мир, только мир и ничего кроме мира. Он не принял к себе Ожеро, хотя вина его в 1814 году была не больше, чем у других. Мармон и Виктор уехали с королем Людовиком. Удино и Макдональд приняли нейтралитет. Командиров почти не было, да и теми, которые были, он распоряжался так, будто не знал их. Бесстрашного Раппа отослал командовать наблюдательным корпусом в Эльзасе. Зато Груши пожаловал звание маршала и даже выделил ему, а не, например, Нею, 33-тысячный корпус с отдельной боевой задачей – преследовать пруссаков. Ней, услышав 18 июня шум битвы, несомненно устремился бы на этот звук – и тогда в нынешних учебниках европейской истории многое было бы написано по-другому. Он сделал одним из дивизионных командиров своего брата Жерома, того самого «короля Ерему», который в 1812 году упустил возможность окружить Багратиона, а потом, обидевшись на выговоры брата, вовсе бросил армию и уехал к себе в Кассель (тогда у него еще был Кассель!). При Ватерлоо Жером решил навоеваться сразу за все годы и из штурма замка Угумон, задуманного как отвлекающий маневр, устроил едва ли не главное событие всей битвы. Если то, что собрал Наполеон в 1815 году, и было оркестром, то ему надо было еще очень много репетировать. Но как раз на это не было времени. Впрочем, Наполеон всегда репетировал прямо на поле боя – надеялся, видно, что всё сыграется и сейчас.

4 июня в Париже состоялся праздник: из 36 фонтанов текло вино, в буфетах бесплатно раздавали мясо и фрукты, играли бесчисленные оркестры. Когда стемнело, перед Тюильри был дан концерт. Программа его, к сожалению, неизвестна. Настроения были оптимистические: предполагалось, что император начнет с побед, а это заставит союзников начать переговоры, там, может, что и выгорит.

Реконструкторы эпохи иногда размышляют: а что было бы, если бы Наполеон под Ватерлоо победил? Развитие событий видится таким: Веллингтон после поражения был бы отправлен в Индию. Правительство тори вряд ли удержалось бы, а пришедшие ему на смену виги могли бы и мир заключить – все же за 20 с лишним лет невероятно вымоталась и Англия. Без Англии антифранцузская коалиция рассыпалась, не успев родиться. Русские? Их просто не пропустит через свои земли Пруссия. Европа признает Наполеона императором, а Александр махнет на Европу рукой: «Живите как хотите, только ко мне уже за помощью не бегайте!»

Наполеон зажил бы мирной жизнью пенсионера, а бывшие его противники стали грызться между собой, ну, например, за Польшу Однако для этого надо было сначала победить…

К 10 июня у Наполеона было 200 тысяч, из которых на поле боя он мог вывести только 130 тысяч при 334 пушках. У Веллингтона было 95 тысяч при 196 пушках. У Блюхера 124 тысячи при 304 пушках. Русские еще не пришли. Войска союзников были распылены. Наполеон для начала хотел завладеть дорогой Нивель-Намюр, чтобы разрезать сообщения Блюхера и Веллингтона.

15 июня Наполеон выступил в поход тремя колоннами на Шарлеруа (левая колонна Нея, центр – Вандамм, правая колонна – Жерар). Он хотел разбить англичан и пруссаков по-отдельности. Но все сразу пошло не так: Наполеон хотел разгромить корпус Циттена, но Вандамм со своим 60-тысячным корпусом замешкался, и Циттен ушел. К тому же надо было быстро двигаться вперед, как делал это Наполеон еще не так давно, в 1814 году, но остаток дня 15 июня и целую ночь Наполеон провел в раздумьях.

Может, это и стоило ему кампании? Его музыка не выдерживала требуемый темп: нужно было всегда presto, а было в лучшем случае andante (сдержанно), из-за дождя и грязи к тому же переходящий в grave (очень медленно, тяжело). От Наполеона требовалась легкая виртуозная пьеска, он же постоянно сбивался на похоронный марш. 16-го он отослал Нея к Катр-Бра с задачей разгромить англичан, а сам пошел на Линьи, где встретил пруссаков. В один день состоялись два боя: при Линьи Наполеон выиграл, пруссаки едва ушли, Блюхер чудом не попал в плен. А вот при Катр-Бра Ней был отброшен Веллингтоном. (Вот где должен был быть Даву). При этом весь день между Линьи и Катр-Бра скитался 20-тысячный корпус д'Эрлона, не в силах выбрать, кого поддержать – и это когда Наполеону нужен был каждый солдат!

А вот у союзников в этой кампании все получалось, все шло на пользу, даже то, что делалось само собой. Принявший команду над пруссаками (Блюхера не могли найти) Гнейзенау приказал идти к Вавру – потом оказалось, что это хорошо. 17 июня Наполеон потратил на раздумья целое утро и в 12 часов наконец скомандовал свою волю: он с главной армией идет на Веллингтона, а Груши приказано гнать Блюхера. При этом Груши не знал, где пруссаки – их сначала надо было найти.

К концу дня 17 июня Наполеон вышел на плато Бель-Альянс, где увидел ожидающих его англичан. Сражение откладывалось на завтра. Ночью шел дождь. В Тулоне он приказал штурмовать Малый Гибралтар в бурю, при Риволи он атаковал австрийцев ночью. В первый день битвы при Ваграме шел ливень. И он везде победил. Но с тех пор прошли годы. Наполеон растерял свой запал, а вот противники, наоборот, набирались ума: от Веллингтона уже не приходилось ожидать той самонадеянности, которая под Аустерлицем заставила союзников уйти с Праценских высот. Наполеон видел, что неприятель хорошо проштудировал все его партии. Оставалось одно – сочинить нечто новое, необыкновенное. Вместо этого Наполеон 18 июня выждал, пока просохнет земля, а потом устроил объезд линии войск. Он был как старый премьер, который дышит аплодисментами и восторгом публики. Он вернулся не ради побед, а ради этого воздуха – воздуха битвы, воздуха обожания.