Спецназ Великого князя - Юрий Корчевский

Зато прорвались через засечную черту мимо брошенного острожка. А далеко не ушли и пограбить не успели. Из Серпухова на рысях конное ополчение спешило. Дозоры татарские сразу свою рать предупредили. Не стал мурза или нойон в открытую сечу ввязываться. Какой смысл? Своих соплеменников положишь, а трофеев никаких. Крымчаки, как в своё время Большая Орда, не силой приходили помериться, удаль проявить, а за трофеями, пленными. Назад татары повернули. Как позже выяснилось, повернули на южные литовские земли, по ним прошлись, хоть и союзниками были. Татары, что ордынские, что крымские, договоры нарушали с лёгкостью чрезвычайной. Даже клятвы, данные единоверцам на Коране, и те не соблюдали, чего уж говорить о православных?

Когда татары ушли, Фёдор взял с собой десяток стрельцов, направился в острожек Ясная Поляна. Недалеко от острожка всех своих стрельцов обнаружил убитыми. Проклятые басурмане посекли стрелами, почти все смертельные ранения в спину. Видимо, стрельцы, исполняя приказ Фёдора, на конях рванулись к острогу, татары пускали стрелы в спину, догоняя. Крымчаки даже пищали не забрали. Тяжелы, огненный припас нужен, а кроме того – умение. Сам острожек цел остался, крымчаки не сожгли, опасались – по дыму их обнаружат, всполошатся жители окрестных сёл. По тёплой погоде погибших к родне в Москву не довезти. Вырыли рядом с острожком братскую могилу. Фёдор, как старший по чину, заупокойную молитву счёл. Крест поставили, Фёдор, как единственный грамотный, ножом фамилии стрельцов упокоенных вырезал на дереве. Память останется для тех, кто потом в острожке служить будет.

Осенью татары повторили набег малой ратью. Скорее всего не по велению хана Менгли-Гирея в набег пошли, а волею мурзы, хозяина малого улуса. Ночью в селе Кривцово колокол бить начал. Удары один за одним, набат! Фёдор на смотровую площадку поднялся. Зарево не видно, стало быть – нападение. Поднял острог по тревоге. Полсотни оставил в крепостице, а с полутора сотнями конно, на рысях, к селу поскакал. Скорее всего татары к селу вечером подошли, выждали, пока селяне спать лягут. Отдыхать деревенские рано ложились. Солнце село – спать пора. Чего лучины почём зря в избе жечь? Но и вставали рано, с восходом солнца, в этих краях в четыре часа утра. Правда, отсчёт времени вёлся с шести утра, например, восемь часов утра именовалось двумя часами дня.

Подскакали к селу, слышны крики, плач, мычание коров, блеяние овец. Ночью скотина спит и звуков не издаёт. Фёдор отдал приказ окружить село, чтобы ни один крымчак не ушёл. А сам с тремя десятками в село ворвался.

– Парни, пока соблюдайте тишину, чтобы не заподозрили басурмане ничего. По пять стрельцов на избу, начали!

Пищали не брали, ночью видимость несколько саженей, а дальше цель не видна, пищаль только лишнее обременение. Стрельцы в кольчугах и шлемах, при саблях. Первая пятёрка в крайнюю избу забежала, вторая в следующую. В шести домовладениях сразу схватки начались – звон оружия, крики на русском и татарском. Сам Фёдор на деревенской улице остался. Дело военачальника руководить порученным ему войском. Но и самому пришлось за саблю взяться. К Фёдору крымчак подскакал, приняв за своего, спросил что-то. Темно, ошибиться запросто можно. Фёдор сказал единственное слово, которое знал по-татарски:

– Якши.

А сам саблю выхватил и рубанул клинком по шее татарина. Упал крымчак с лошади. Из одного двора, куда стрельцы зашли, выбежал татарин, кричал что-то заполошно. Видимо – тревогу хотел поднять. Кинулся к Фёдору, приняв за своего. Голова стрелецкий ещё саблю в ножны убрать не успел, ударил крымчака по плечу, поскольку на голове татарина шлем-мисюрка был. Вторым ударом добил врага Фёдор. И пожалел, надо было двух-трёх стрельцов при себе оставить. Довольно скоро к Фёдору стрелец подбежал.

– Чиста изба, троих басурман убили.

– В другую избу идите, не ждите указаний.

Когда стрельцы добрались до седьмой избы, одному из татар удалось выбраться, по задам кинулся к своим. Татары поняли, что обнаружены, один десяток кинулся уходить, помчались по единственной улице к околице, да стрельцы уже начеку, схватка завязалась. Единственный уцелевший крымчак назад помчался, кричал по-своему во всё горло. Из изб другие крымчаки выбежали, поскакали ко второму выезду, в сторону Фёдора. По топоту коней слышно – десяток-полтора скачет, одному устоять нельзя. Фёдор тоже к окраине села поскакал. Вот и стрельцы, в темноте только клинки мерцают. Фёдор крикнул:

– Приготовьтесь, татары скачут!

Сшиблись. Стрельцов-то поболее в этом месте оказалось, в пять минут крымчаков изрубили. А уже слышны звуки сечи на другой стороне села. Ещё одна группа пыталась прорваться. До утра стрельцы село блокировали, не давали никому выйти. А утром два десятка по владениям нашли. Обыскивали избы, амбары, конюшни, сеновалы, все те места, где крымчаки спрятаться могли. И нашли неверных, в их числе предводителя отряда, мурзу. Селяне на небольшой площади собрались, на татар злые. В некоторых избах мужиков убили пришельцы, а где девок снасильничали. Фёдор с речью обратился:

– Народ честной! Что с басурманами делать? Вас услышать хочу!

– Казнить смертью лютой! Казнить!

Фёдор и сам не собирался татар отпускать, но хотел услышать волю селян.

– Повесить или утопить?

Можно ещё головы отрубить, по обычаю такая казнь считалась более милостивой и почётной, чем повешение. К тому же крымчаки грабители, насильники, а таких по Судебнику Ивана III вешали. Услышав народное мнение, Фёдор приказал стрельцам:

– Ведите к лесу и всех вздёрнуть на их же арканах. Мурзу непременно последним, пусть видит конец бесславный своего набега.

Стрельцы собрали с коней татарских, где на задней луке седла привязаны были, арканы, живо перекинули через толстые сучья. Троих крымчаков сразу вздёрнули, заставив мурзу глядеть. Толпа селян неожиданно кинулась к татарину. Мужики били его, бабы царапали лицо. Мурзу повалили, стали пинать. Фёдор не препятствовал, пусть спустят пар. Мурзу забили до смерти, и стрельцы повесили уже бездыханное тело в назидание другим непрошеным пришельцам.

Деревни и сёла пограничные, порубежные, и князья или служилые дворяне, владельцы этих поселений, бывали здесь редко. В селениях власть вершили сельские старосты. Иной раз обиженные крестьяне прибегали искать справедливость у Фёдора. Но он засечный воевода, в его руках военная власть и вмешиваться права не имел. Однако память об обидах, полученных им в детстве от такого же сельского старосты, была жива, и несколько раз он выезжал на правеж разобраться. Старостам, понятное дело, не нравилось. А что они могли возразить, если при Фёдоре стрельцы?

Особенно его возмутил случай, когда староста за мелкое упущение приказал бить кнутом мужика, главу большого семейства. Тот после побоев долго встать не мог, болел. А староста за невыход на работу ещё и штраф наложил. К Фёдору в острог прибежала супружница Прохора, как звали избитого мужика. Захлёбываясь слезами, рассказала о горе.

– Тебя как звать-то? Матрёна? Так я воевода, а тебе хозяину жаловаться надо.