Магус - Владимир Аренев

К счастью, спасла положение жена нотариуса. Как выяснилось вскоре после свадьбы, она не могла иметь детей; супруги горевали из-за этого, и вот — чудесный случай сам посылал им ребенка! Так разве можно отказываться от подарка фортуны?!

Дело было решено. Леонардо усыновили, и вскоре все трое: малыш и его приемные родители, — должны были отправиться в некое горное местечко, в окрестностях которого у нотариуса имелось небольшое имение (в Лэвьорно он с супругой приезжал к лекарю, чтобы окончательно выяснить, может ли жена иметь детей). Таким образом, вероятные преследователи, даже прознай они о том, что магус сходил здесь на берег с младенцем, а вернулся уже без него, все равно не отыскали бы ребенка. Ну а на судне вряд ли что-то заподозрили: еще в Альяссо, оплачивая поездку, Обэрто как бы между делом проронил, дескать, малыш — сирота, вот попросили отвезти его единственным, дальним родственникам в Лэвьорно.

На борт он успел вовремя — и дальнейший его путь в Ромму не был отмечен сколько-нибудь значительными приключениями, если не считать нападения каперской фусты, — нападения сколь дерзкого, столь и глупого, закончившегося для атаковавших бесславным поражением.

Итак, на исходе лета магус Обэрто прибыл наконец в Ромму и тотчас отправился в обитель ордена законников с тем, чтобы предстать перед его главой и отчитаться о случившемся в городе Альяссо. Точнее, пересказать официальную версию тех событий.

А вдобавок — сообщить наставнику о своем окончательном решении покинуть орден.

6

Вечереет, в монастырском саду множатся и удлиняются тени, но падре Тимотео по-прежнему стоит спиной к допрашиваемому, плечи наставника расправлены, и он ничем не выдает усталости, как будто разговор начался только что, а не длится с самого полудня.

— А теперь я хочу услышать подробнее о том, когда именно ты совершил свой выбор.

— Я уже объяснял…

— Не мотивы. Момент, после которого ты принял решение уйти, — чеканит каждое слово наставник. — Начинай.

— Это произошло у ювелира, — признается Обэрто. — В Альяссо мне не раз приходилось нарушать закон: я преступно проник на виллу подесты, согласился сотрудничать с призраком преступника, намерен был умолчать о том, что маэстро Иракунди сделал один фальшивый перстень и отдал его стражникам вместе с шестью настоящими. Именно на этом он попался: синьор Бенедетто выяснил, что из семи один поддельный, сообщил мне, а я с помощью Папы Карло отыскал ювелира. Надавил на него — он согласился изготовить еще несколько фальшивых перстней (и, разумеется, вернуть тот настоящий, который оставил себе). Он знал, что я пришел с ведома дона Карлеоне, поэтому не посмел жульничать. А вот я… Я, отче, дважды испытал искус и был готов всерьез преступить закон — как полагал, оба раза во имя торжества справедливости. Первый — когда мог выдать поддельные перстни Иракунди за настоящие и тем самым хотя бы на время обезопасить жизни близнецов и Фантина. В конце концов синьор Бенедетто обнаружил бы подмену, но вряд ли — быстро, потому что он доверял мне и знал: законники не лгут.

— Но ты не стал обманывать синьора Бенедетто.

— Увы.

— А второй случай?

— Второй искус возник у меня, когда я подумал, что дон Карлеоне, как ни крути, преступник. Я мог бы подложить перстни его костехранителям и «голосу» — и натравить на них стражников, обвинив этих людей в краже драгоценностей; а потом шепнуть пару слов ресурджентам, когда выяснилось бы, что костехранители и «Vox» помогали незаконно воскрешенному призраку.

— Итак, ты дважды мог совершить, но не совершил противозаконное деяние. Так в чем же дело? Ведь ты оба раза выбрал правильное решение.

— Дело не в самом решении, отче, а в том, почему я поступил именно так. Я счел несправедливым поступать подло с теми, кто помог мне, — вопреки формальным доводам, хотя понимал, что тем самым избавил бы западное побережье от опаснейшего преступника, который сумел превратить разрозненные незаконные промыслы в цельную, хорошо отлаженную систему. Что же касается синьора Бенедетто… я отказался от первого варианта в пользу другого, который, по-моему, в большей степени поспособствует восстановлению справедливости. Хотя он, отче, столь же незаконен, как и первые два.

— Это связано с магией?

— Никоим образом.

— Тогда можешь не рассказывать мне, что ты там такое придумал.

И снова падре Тимотео погружается в твердое, как панцирь, и острое, как меч, молчание.

Обэрто терпеливо ждет.

7

…перстни, перстни, где на печатке — кролики и шпаги. Еще не раз они повстречаются Обэрто — в самых разных ситуациях, в разное время и в разных местах.

Через несколько лет после событий в Альяссо он узнает, что ювелир Тодаро Иракунди баснословно разбогател, даже смог купить себе право на ношение фамильного герба. Для многих останется тайной за семью печатями, как талантливый, но все же отнюдь не столь высокооплачиваемый маэстро смог сколотить свое состояние. Мало кто свяжет богатство Иракунди с появлением в Альяссо огромного количества перстней, внешне ничем неотличимых от настоящих, но — поддельных, причем с кроликами и шпагами на печатках. Обэрто же только улыбнется, узнав, что на гербе синьора Иракунди изображены, среди прочего, десять перстней.

Второй, менее приятный случай произойдет уже через семь или восемь лет после событий в Альяссо. К тому времени история с перстнями обретет анекдотическую окраску благодаря тем поддельным, что в большом количестве наводнят городок. Семейство Циникулли раз и навсегда вынуждено будет отказаться от того, чтобы считать перстни фамильной реликвией; впрочем, более серьезные проблемы возникнут у синьора Леандро, когда призрак синьора Бенедетто решит окончательно оставить этот мир. Подеста, обрадовавшись этому решению, тотчас вызовет ресурджентов, те выполнят, что положено, и уедут — и вот тогда-то обнаружится, что своими собственными руками синьор Леандро непоправимо навредил себе. Отныне у него не останется ни одного формального подтверждения знатности фамилии Циникулли — ни одного, кроме бумаг, которые одной ненастной ночью исчезнут из особняка; след их будет утерян навсегда, а вместе с бумагами, обесцененными перстнями и призраком основателя рода синьор Леандро лишится должности подесты: Совет Знатных однажды возьмет все полномочия в свои руки и более никогда не допустит Циникулли к управлению городом.

Что же до перстней, судьба их долгое время будет оставаться неизвестной. Поддельные станут появляться там и тут, а шесть настоящих, по-видимому, сам же синьор Леандро уничтожит или продаст, когда финансовое положение его пошатнется настолько, что дальше уже невозможно будет и сохранять фамильные реликвии, и вести сколько-нибудь пристойный образ жизни.

Один из перстней всплывет, как уже говорилось, лет через семь или восемь, совершенно неожиданным (а может, наоборот — вполне закономерным) образом. Находясь по делам во Фьорэнце, Обэрто станет свидетелем гнуснейшей сцены избиения какого-то воришки, пытавшегося на рынке стянуть у беременной синьоры кошелек. Синьору отведут в тенек и станут обмахивать платками, а воришку двое ее телохранителей начнут лениво, методично бить смертным боем — не обращая внимания на собравшуюся вокруг толпу, на вопли бедолаги, на то, что, в общем-то, в вольном городе Фьорэнце положено такие дела решать в суде, а не самочинною расправой. Потом — то ли от треволнений, то ли от криков толпы и пронзительного стона незадачливого карманника — у синьоры тут же, на базаре, случится выкидыш — и это окажется равнозначным смертному приговору для воришки. К телохранителям (мысленно уже распрощавшимся с работой и ощущающим на собственных спинах предстоящее наказание) присоединится кое-кто впечатлительный из толпы, скорчившееся в пыли тело перестанет вопить, а вскоре и двигаться, наконец все прекратится с приходом стражников, те разгонят зевак, и Обэрто станет видно изломанное и плавающее в крови тело то ли мальчишки, то ли взрослого, но низкорослого мужчины. Лицо его после всех зверствований будет напоминать мясной фарш: ничего человеческого, ни единой узнаваемой черты, — и только на скрюченном, неестественно выгнутом вбок пальце блеснет вдруг… да, именно он: перстень со знакомой печаткой. Небрежные, откровенно вялые разыскания городских властей личность убитого не установят.