Пилигрим - Тимоти Финдли

Пока Сибил сидела сзади, восхищаясь видами бесчисленных мостов, мощеных улиц и водоемов, Пилигрим застыл напротив Кесслера в напряженной позе, считая этажи, уходившие вниз. Один. Два. Три. Четыре.

Отто Мор свернул налево.

Когда они спустились в подвал, оператор — с пустыми, как обычно, глазами — открыл дверцу.

— Видите? — сказал Кесслер. — Совсем не страшно!

Сибил в «даймлере» взялась за поручень, отметив про себя, что он сделан из бордового мрамора. Ее детская серая перчатка на этом фоне казалась рукой написанной акварелью и обведенной черными стежками швов. «Я бестелесна, будто клякса на чьей-то странице, — подумала она. — Как странно: чувствовать себя такой неуязвимой и в то же время такой живой…»

Кресло Пилигрима выкатилось из клетки лифта на ковер, покрывающий мраморный пол. «Мы в мавзолее — подумал он. — Кто-то умер». Воздух был насыщен соленым паром. Пилигрим ощущал его вкус на губах.

Когда они поехали в гору, Сибил обернулась и посмотрела на Цюрихское озеро. «До чего же красиво! Деревья по берегам, распускающиеся цветы… В точности как предрекал доктор Юнг».

— Сюда, пожалуйста.

Кесслер кивнул суровой дежурной, сидевшей за столом, и протиснулся задом наперед через тяжелые стеклянные двери, ограждавшие надзирательницу от непрошеных гостей. А также беглецов. Судя по выражению лица дежурной, у тех, кто попытается бежать, было мало шансов остаться в живых.

Развернув кресло-каталку, Кесслер покатил ее вперед. Двери, двери и снова двери. Кабинки, занавеси, шезлонги — и трупы в купальных халатах… По крайней мере так они выглядели. И повсюду пар, смешанный со звуками льющейся воды.

Где-то вдали звенело меццо Блавинской:

Река широка,

Мне ее не переплыть.

И у меня нет крыльев,

Чтобы взлететь…

Сибил нагнулась вперед. На дороге стоял пес.

«Ты пришел поздороваться со мной? — подумала Сибил. — Какой-то добрый человек спустил тебя с цепи…»

— Где мы сейчас? — спросила она.

— На другом берегу озера, миледи, видна деревня Кюснахт. Скоро мы въедем в лес.

— Мы собаку не задавим?

— Ни в коем случае, мадам.

— Пожалуйста, посигнальте ей своим рожком. Похоже, она не собирается уходить.

— Уйдет, мадам. Вот увидите, — ответил Отто.

Похоже, это был сенбернар. Сибил никогда не видела таких больших собак. Пес, естественно, отошел, давая «даймлеру» дорогу. Автомобиль проехал мимо. Сибил обернулась и увидела, что собака смотрит им вслед, маша хвостом и склонив голову набок, будто принюхиваясь к тающему в воздухе запаху.

Поддавшись внезапному порыву, Сибил подняла руку, приветствуя — и прощаясь. Пес сразу же вздернул голову и залаял.

«Надо же, как здорово! И странно. Хорошо, что кто-то выпустил его — и что он встретился нам на пути».

Обернувшись снова, она увидела, что пес исчез из виду. Машина въехала в лес, где росли разные деревья — осины и тополя, тенистые сосны с ветками, похожими на канделябры и tаnnenbаum (елка. нем), словно при шедшая сюда из детства. И цветущие асфодели — невероятно, но они действительно здесь были. А соловей пел:

Построй мне лодку,

Одну на двоих.

Мы оба будем грести —

Моя любовь и я.

С какой стати ей пришло это в голову?

«Похоже, я опять задремала», — подумала она и села поудобнее, чтобы насладиться видом косых лучей и чеканных деревьев, протягивающих к дороге ветки с обеих сторон. Еле заметным движением Сибил приподняла руку, словно приветствуя их.

Река широка,

Мне ее не переплыть…

А дальше я забыла.

Она почти уже спала.

В купальне Кесслер снял с подопечного халат. Пилигрим встал и подошел к воде. Кесслер проводил его взглядом.

Исхудавшее тело походило на труп, приводимый в движение часовым механизмом. Он ступал след в след, будто в какой-то детской игре. «Мы играли в нее: так — или этак?»

Так и этак. Так и этак.

Пилигрим поднял руки.

«Он идет по канату, — решил Кесслер. — Вот в чем дело. Он идет по канату, натянутому у нас над Головами».

— Помочь вам, мистер Пилигрим?

Руки упали вниз.

Кожа у него была такая бледная — почти голубая. Перламутрового цвета. А на ребрах, натянутая на кости, так просто просвечивала. Казалось, он надел чулки, рукава и перчатки из кожи со швами из фиолетовых вен, белоснежными пальцами и пуговицами-ногтями. Тем не менее, несмотря на худобу, мускулы у Пилигрима были упругие, а ягодицы твердые.

Бабочка между лопатками распростерла крылья; раны от веревки на шее покрылись коростой, которая скоро опадет, как кокон.

— Хотите, я помогу вам, мистер Пилигрим? Боюсь, как бы вы не поскользнулись.

Пилигрим балансировал на самом краю мраморной ванны, уцепившись за него согнутыми пальцами ног.

— Чудесная горячая водичка! Вам понравится. Это очень расслабляет. Успокаивает, как теплый массаж.

Мимо прошествовала Дора под ручку с графиней Блавинской. «Та еще парочка!» — ухмыльнулся Кесслер. Из-за клубящегося пара казалось, что их ступни не касаются пола — а может, так оно и было, если учесть, как графиня парила рядом с Дорой.

Пилигрим, заметив женщин, стыдливо прикрыл гениталии рукой, хотя ни пациентка, ни медсестра на него даже не посмотрели.

В конце концов он спустился в воду. Все призрачные существа, бывшие когда-то людьми, закачались верх и вниз: одни пропали из виду, другие расплылись. И все они были завернуты в развевающиеся простыни.

Пилигрим закрыл глаза, вытянул руки и ноги. Он сидел на утопленной ступеньке, а вода обволакивала его, исследуя все равнины и впадины — прерии живота, холмы груди, горы плеч. «Я континент возможностей, — подумал он, — опоясанный экватором, разделенный тропиками, расчерченный параллелями и меридианами, с плавучими островами — пальцами рук и ног, пенисом, яичками… А если я свернусь в клубок, то стану моделью земного шара…»

Он улыбнулся. «Какая жалость, что я так низко пал! На самое дно. Опоясан экватором, как же! Разделен тропиками. Расчерчен параллелями и меридианами… Я что — Данте Габриел Россетти? (английский живописец и поэт, 1828–1882) Нет, только не это! Может, у меня еще и лилии в руках да звезды в волосах?»

— Мистер Пилигрим!

Кесслер подошел, нагнулся и усадил его более или менее прямо, поддерживая за плечи.

— Не надо окунать голову в воду, мистер Пилигрим! Таковы правила. Вы должны расслабиться, а не прикидываться рыбкой!

Пилигрим снова сел на утопленную ступеньку и положил руки на край ванны.