Клинок предателя - Себастьян де Кастелл

Перебил ему пару ребер и пальцы правой руки. Стер наглую улыбку с лица, чуть не лишив его рта. В конце концов я побил его, потому что был гораздо злее и отчаяннее и не играл в игрушки. Я говорил уже, что Лоренцо отменно управлялся с клинком, и еще раз повторю. Похоже, раньше никто никогда не побеждал его – меня же побеждали много раз. Надо заметить, лишь испытав поражение, понимаешь, что стоит на кону. Мир – далеко не романтичный постановочный бой, в конце которого получаешь любовь и славу. Главное в фехтовании не всегда умение и сила: иногда – а может быть, даже в большинстве случаев – все сводится к тому, кто готов принять болезненный удар, чтобы в ответ нанести своему противнику смертельный.

Тяжелой кучей Лоренцо лежал на полу у моих ног, глядя в потолок, словно с небес собирались спуститься святые. Наверное, он не только страдал от боли, но и был потрясен до глубины души. Я отобрал у него самое дорогое. Однажды этот парень мог бы стать легендой фехтования и, может, даже превзойти Кеста, но тогда он бы превратился в чудовище. А останавливать чудовищ – это моя работа.

– Пошли отсюда, – сказал я Алине.

Новые плащеносцы стояли неподвижно, словно каменные статуи, но, как только мы двинулись к двери, они расступились. И только девушка Лоренцо, Этриша, подняла клинок и махнула рукой.

– Сразись со мной! – вскричала она.

Я взглянул на нее, уязвленную гордыней и раненную любовью.

– Нет.

– Ну же, трус! Думаешь, женщины не умеют драться? Проклятье! Дерись как с мужчиной!

– Хорошо, – ответил я.

Ударил по клинку, сместив его с прямой, а потом изо всех сил пнул сапогом ей между ног. Она рухнула рядом с Лоренцо, кривясь от боли. Прием злой и дешевый, но только не в этот день и не в этом проклятом городе. Здесь я и сам стал злой дешевкой.

– Кто-нибудь еще хочет? – спросил я толпу и повторил еще раз чуть громче: – Кто-нибудь еще хочет?

Мой напряженный голос едва не дрожал. Так обычно и бывает, когда я умираю от усталости после боя и хочу лишь одного – умыться и лечь в постель. Но в этот раз все было по-другому. Я находился в ярости даже больше, чем когда дрался с Лоренцо. Он подстрекатель, только и всего, а эти люди его поддерживали. Они не чудовища, а те, кто кормит чудовищ.

– Тогда снимите свои плащи, – приказал я.

Они смотрели на меня так, словно я говорил на чужом языке.

– Живо снимите плащи. И бросьте в огонь.

– Фалькио, не надо, – сказала Алина. – Нужно уходить.

Я пренебрег ее словами, шагнув к толпе.

– Если на вас еще будет плащ, когда я подойду, то я всажу вам клинок в брюхо, неважно, мужчина вы или женщина. Снимайте чертовы плащи и бросайте их в огонь!

Они послушались, все до одного. Этриша, все еще морщась от боли, с помощью другой девушки стащила плащ с Лоренцо. Тяжелые кожаные пыльники едва поместились в огромный камин, огонь даже грозил выплеснуться наружу. Боги, как же они воняли!

– Что… что же нам теперь делать? – испуганно спросил один юнец.

– Найдите себе какую-нибудь другую одежду.

Я взял Алину за руку, и мы вышли за дверь. Никто не попытался остановить нас.

В Рижу наступило утро. Воздух еще не потеплел, но в жестких лучах восходящего солнца было видно, как из канав по обе стороны дороги клубится зловонный пар.

– Как же глупо, – сказала Алина.

Я мельком взглянул на нее и повернул голову на восток, куда вела широкая улица Пикейщиков.

– Как же глупо!

– Что именно?

– Всё, – ответила она. – Но глупее всего, что мы идем при свете дня и любой может увидеть, куда мы направляемся.

– Они болваны и трусы, – ответил я. – Никто из них не станет за нами следить. Мы просто пойдем на восток и доберемся до улицы Резчиков по дереву. Во время Кровавой недели там ничего особенного не происходит и к тому же много мест, где можно спрятаться.

– Все равно глупо.

– Сколько еще раз ты собираешься это повторять?

Она остановилась, схватила меня за рукав и попыталась развернуть. Я решил, что пора уже объяснить, кто тут главный.

– Послушай.

Лицо ее было мокрым от слез.

– Почему ты…

– Потому что боюсь! Неужели вы не видите? Вам никогда не бывает страшно?

Я присел перед ней, чтобы наши глаза находились на одном уровне, но она была слишком высокой, и мне пришлось встать и наклониться. Очень неловкая поза, и мои слова от этого звучали еще глупее.

– Я все время боюсь, Алина. И даже сейчас. Но нам нужно двигаться дальше и найти место…

– Неправда! – хрипло крикнула она так, что я даже отшатнулся. Час был ранний, и на улицах никого, но я беспокоился, что жители соседних домов могут нас заметить. – Неправда, – уже чуть тише повторила она. – Тот, кто боится, не стал бы вести себя так глупо. Эти люди могли нам помочь.

– Они не…

Она всплеснула руками от раздражения и беспомощности.

– Они не были плащеносцами, но могли помочь нам. Могли приютить нас и, может, даже дали бы денег или посоветовали, куда пойти. Хоть как-то. Хоть что-то!

– Понимаю, насколько тебе сложно, но ты не осознаешь всего, что происходит, – начал я, но она перебила меня.

– Нет, плащеносец Фалькио валь Монд, это вы не понимаете. Не ведаете, что творите, – сказала она с уверенностью девочки, которая все еще думает, что жизнь – это любовный роман.

Я устал, тело ломило: за последние два дня я сражался больше, чем за весь прошлый год.

– Проклятье! Я просто пытаюсь сохранить тебе жизнь!

– Нет, – сказала она тихо и спокойно. – Вы пытаетесь воздать им всем по заслугам. Шиваллю, герцогу, той, что называет себя принцессой. Всем, кто не верит в вас и ваших плащеносцов.

– Не говори ерунды, – отмахнулся я. – Если бы я хотел причинить им зло, то, поверь, нашел бы множество менее сложных и опасных способов.

– Но разве тогда это не считалось бы местью или убийством? Для вас я всего лишь повод, чтобы сразиться со всеми, кого вы ненавидите, и убить как можно больше, прежде чем один из них убьет вас. Тогда вы умрете, считая себя героем.

– Времени нет, чтобы стоять здесь и выслушивать, как ты меня отчитываешь, малышка: нужно бороться за твою жизнь, – сказал я с обидой.

– Так сделайте это! Прекратите драться со всеми подряд и придумайте, как нам выжить!

– Прекрасно, – процедил я сквозь зубы. – И как, по-твоему, мы можем это сделать?

– Не знаю! Мне тринадцать лет. Я не обязана знать, как выживать, когда все пытаются меня убить. А вы должны… Должны знать, что нужно делать, – сказала она и бурно зарыдала.