Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания - Анна Сергеевна Колчина

например, половина этих статей о литературе, главным образом о поэзии. Это статьи о самых разных поэтах, не только русскоязычных, но и англоязычных, об итальянских… Хотя, с другой стороны, там статьи о разных местах. Статья – мемуары, если угодно, о родном городе, о своем детстве, о поездке в Стамбул, воспоминания об отце и матери, в общем, самые разнообразные сюжеты… Большинство статей, действительно, написаны по-английски, для англоязычной аудитории. И я всячески бы возражал против перевода их на русский язык, потому что при переводе на русский язык некоторые рассуждения покажутся чрезвычайно упрощенными или не обремененными необходимым при написании по-русски количеством нюансов, они могут показаться несколько лапидарными для русского читателя, в ряде случаев я пытаюсь объяснить иностранному читателю те реальности, которые для русского человека абсолютно ясны…

Довлатов: Иосиф Бродский после смерти Владимира Набокова, писавшего по-русски и по-английски, сейчас, насколько мне известно, единственный крупный писатель-художник, принадлежащий в равной мере двум культурам – русской и американской. Он пишет стихи по-русски и иногда по-английски, переводит с английского на русский Одена и Фроста и с русского на английский стихи Цветаевой и Набокова. Прозу свою пишет чаще всего по-английски, но время от времени и по-русски. Мне захотелось спросить: чем руководствуется Иосиф Бродский, выбирая, если можно так выразиться, тот или иной язык для своей очередной работы?

Бродский: Вы знаете, язык особенно не выбираешь. Статьи, о которых мы говорим, они, как правило, написаны по заказу. Это либо рецензия, либо предисловие, либо послесловие. Только в двух или трех случаях – это свободные рассуждения, продиктованные не заказом, а, если угодно, внутренней необходимостью. И тем не менее, среди этих продиктованных внутренней необходимостью действительно есть три статьи, которые написаны прямо по-английски. Хотя, в общем, предметом их описания являются реальности отечественные. Я не знаю, я думаю, что побудительным мотивом к сочинению того или иного произведения по-английски, если они не продиктованы заказом, главным являются именно чувство языка, чувство фразы. Вам приходит какая-то идея, чисто внутренняя, эстетическая идея абзаца или какой-то фразы. И вы понимаете, что эту фразу лучше написать по-английски, чем по-русски. То же самое происходит и со стихами… То есть иногда ты произносишь фразу и, поскольку нам приходится говорить на двух языках сразу, просто ты слышишь фразу, и поэтому ты пишешь стихотворение, ты слышишь два или три слова в той или иной комбинации… Есть стихотворения, которые я написал по-английски – они написаны по тем же самым причинам, что я писал стихи по-русски. То есть сколько музыки в фразе…

Довлатов: Я попросил Бродского рассказать о технике перевода его собственных стихов с русского на английский.

Бродский: Это уже другая задача. Нормальный человек, обыватель, он чем занимается? Он получает в конце недели “Огонек” и он там решает кроссворд. Да? Нечто похожее происходит и при переводе. То есть решаешь какие-то чисто практические задачи. Иногда тебя захватывает, иногда возникает музыка, но никогда не забываешь, что это игра…

Довлатов: Я поинтересовался, на скольких языках издаются и публикуются стихи Иосифа Бродского.

Бродский: Я не знаю. Они существует по-английски, по-немецки, по-французски, по-испански, по-итальянски, по-шведски, по-норвежски, по-фински… Это я знаю… Я видел несколько стихотворений, переведенных на японский, я видел несколько стихотворений, переведенных на корейский…

Довлатов: Иосиф Бродский забыл упомянуть подпольные издания своих стихов в Югославии и Польше, а также перевод на иврит и хинди, о которых мне приходилось слышать. К этому остается добавить, что на родине поэта, в Советском Союзе, его стихи распространяются в сотнях тысяч машинописных копий. И это, я думаю, самый красноречивый факт признания, которого в наши дни может быть удостоен русский литератор…»[437].

В 1980-е годы на РС ведет передачи историк, политолог и литературный критик Михаил Геллер[438], работавший в парижском бюро РС. В своих беседах, представляющих панораму литературной жизни 1980-х годов, он размышлял об исторической роли эмиграции, писал рецензии на книги о русской культуре и на произведения русских писателей. Выступления Геллера собраны в отдельный сборник[439].

Сергея Довлатова называли «летописцем эмиграции». Довлатов говорил: «Об эмиграции советские люди знают меньше, чем о своей собственной жизни, но эмиграция и эмигрантское существование всегда русского читателя очень привлекали, интриговали… Эмиграция всегда была чем-то очень существенным, то есть таким, без чего невозможно обойтись»[440].

В 1984 году в программе «Культура, судьбы, время» он делится своими впечатлениями от прозы Анатолия Гладилина по случаю выхода романа «Большой беговой день» в американском издательстве «Ардис»: «1958 год. Мы вчерашние школьники, абитуриенты, завтрашние студенты-филологи… Более других интересовал нас Анатолий Гладилин. Разумеется, мы с почтением говорили и об Аксенове, и о Казакове, и о многих других. И все же Гладилин был для нас особый писатель. Я бы даже сказал, – почти легендарный. Личность почти фантастическая. Роман Гладилина о Викторе Подгурском был написан 17-летним юношей, мальчишкой, мало того, он был напечатан в журнале, да еще и вышел отдельной книгой. Героями романа были мы – я и мои приятели, сверстники Виктора Подгурского. Впервые юный литературный герой заговорил человеческим языком – языком моих непутевых приятелей. А героини – языком наших смешных и бедных подружек. Литературных героев волновали наши заботы, их мучили наши тяжелые комплексы, раздражало то же, что и нас… Воздадим ему должное. Гладилин первым написал честную книгу о молодежи, о городской молодежи… И еще одно важное обстоятельство: Гладилин – урбанист, то есть писатель сугубо городской. И это было особенно важно для нас, ленинградцев…

Гладилин в Союзе издал около десятка книг. Лучшие, наиболее зрелые произведения Гладилина циркулировали в самиздате… В 76-м году Гладилин эмигрировал на Запад. До этого он встал перед выбором: либо благополучие ценою соглашательств и творческих уступок, либо опасная и безнадежная конфронтация с властями. Гладилин покинул родину, для которой успел немало сделать и которая ответила ему, подобно как и многим другим, черной неблагодарностью… Писатель обосновался во Франции, точнее в Париже, как и следовало урбанисту…

Недавно вышла, кажется, лучшая книга Гладилина – “Большой беговой день”. На Западе Гладилин как писатель очень изменился. Ушел от реалистического бытописания в гротеск, сатиру и фантасмагорию… Именно на Западе Гладилин проявился как сатирик. Как сатирик острый, грубоватый, весьма язвительный и едкий. В этом смысле роман “Беговой день” Гладилина не исключение. В романе фигурируют представители московской богемы, агенты КГБ. Причем хочется выделить такое, довольно редкое обстоятельство: для большинства эмигрантских писателей КГБ – устрашающая грозная сила, карательные органы для них вездесущи и могущественны и наделены практически мистическими возможностями, а давление их непреодолимо. Слов нет, КГБ – зловещая организация, черная краска