Золотая маска - Кэрол Мортимер

— Кажется, ты говорила Дрю, что несколько месяцев назад умерла твоя незамужняя тетка и после ее смерти ты осталась без гроша и без крыши над головой!

На щеках Каро вспыхнули два красных пятна.

— Да… я так говорила.

— И что же?

Она раздраженно фыркнула:

— Какая разница, кто умер — отец или незамужняя тетка?

— Никакой — разве что для отца или тетки. — Доминик медленно, не торопясь поцеловал ее в грудь, словно извиняясь за то, что дразнил ее за выдуманную, как он теперь понимал, прежнюю жизнь. Но он чувствовал себя слишком довольным и расслабленным, слишком сытым, чтобы сейчас подвергать ее серьезному допросу. Его расслабленное довольство сослужило ему плохую службу, не подготовив к следующему вопросу Каро…

— Очевидно, раз ты граф, твоего отца уже нет в живых, но что сталось с другими твоими родственниками? Например, с матерью?

Доминик резко сел.

— Она тоже умерла. Они оба умерли, когда мне было всего двенадцать лет.

Каро ахнула:

— И отец и мать?!

— Да.

— Вместе?

— Нет. Каро…

— Доминик, пожалуйста, не уходи! — Она схватила его за плечо, видя, что он собирается встать, и бросила на него умоляющий взгляд. — Если не хочешь рассказывать о родителях, то и не надо, — грудным голосом продолжала она.

Доминик сосредоточился на том, как разметались по подушке ее золотистые кудри. Глаза ее были настоящими морями, губы припухли от поцелуев. Щеки пылали, как и нежная кожа на груди; соски были еще твердыми и набухшими после его ласк. Смягчившись, он медленно выдохнул, избавляясь от напряжения, и, снова положив голову на ее пышную грудь, принялся рассеянно ласкать ее рукой.

— О родителях почти нечего больше рассказывать, кроме того, что они оба умерли.

— Наверное, твоя мать была еще очень молода, когда умерла?

Доминик вздохнул:

— В тот день, когда произошел несчастный случай, ей было тридцать два года. Отцу исполнилось тридцать восемь, когда он предпочел через несколько дней последовать за ней.

Каро затихла; Доминик слышал, как гулко бьется ее сердце.

— Он… сам предпочел последовать за ней?

Доминик с самого начала понял, что нельзя недооценивать ум Каро. Своим вопросом она снова доказала его правоту.

— Да.

Горло Каро судорожно дернулось, она заговорила не сразу.

— Неужели он… покончил с собой?

Доминик не стал сдерживаться во второй раз, он отстранился от нее. Каро хватило такта не останавливать его ни словом, ни делом. А может, она просто испытала очередное сильное потрясение. Он пожал плечами:

— Он очень любил мою мать и, очевидно, не видел смысла жить без нее.

— Но у него был маленький сын, о котором он обязан был заботиться!

— Наверное, он не считал меня достаточной причиной для того, чтобы продолжать жить. — Доминик встал и не торопясь натянул панталоны, которые так поспешно сбросил совсем недавно.

Каро, накрывшись простыней до подбородка, недоверчиво глядела на него.

— Мой отец тоже очень любил мою мать и очень горевал, когда она умерла. Но, несмотря на это, вряд ли он когда-нибудь собирался покончить с собой; он понимал, что у него есть и другие обязанности…

Доминик презрительно фыркнул, перебив ее:

— Очевидно, в твоем отце был заложен более прочный стержень, чем в моем.

— Не думаю, что дело в этом…

— И еще я думаю, что для одного вечера вполне достаточно разговоров на неприятные темы! — Глаза его снова заблестели опасным блеском.

Каро пожала плечами:

— Просто я не понимаю, как может мужчина, как бы он ни горевал после потери, намеренно лишить себя жизни и бросить двенадцатилетнего сына одного!

— Я ведь уже объяснил тебе, почему он так поступил! — Доминик бросил на нее мрачный взгляд, кое-как натянув разорванную рубашку. — Он так любил мать, что не желал жить без нее.

Сочувственный взгляд Каро растравливал болезненные воспоминания.

— Я нисколько не сомневаюсь, отец считал свои действия оправданными, — добавил он.

Каро упрямо покачала головой:

— Не верю, что можно найти какое-то оправдание человеку, который бросает двенадцатилетнего мальчика на произвол судьбы!

Доминик поднял темные брови; на его лице застыло решительное, упрямое выражение; глаза приобрели стальной оттенок, кожа обтянула скулы, зловещий шрам побагровел, а губы сжались в нитку.

— Даже если он считал этого двенадцатилетнего мальчика… своего собственного сына… виновным в смерти любимой женщины?

Каро изумленно ахнула; краска схлынула с ее лица, зеленовато-голубые глаза стали огромными.

Доминик понимал, что Каро имеет полное право не верить ему; он не сомневался, что она не в состоянии поверить его словам. Как двенадцатилетний мальчик может быть повинен в смерти собственной матери? И тем не менее это истинная правда…

Нет, не по вине Доминика карета перевернулась и упала в реку… Он не запер дверцу, не давая матери выбраться, когда карета начала тонуть и внутрь хлынула вода. Он не держал голову матери под водой до тех пор, пока она не захлебнулась…

Короче говоря, ничего подобного он не делал. И все же знал, что вина за смерть матери лежит на нем — как если бы он сам утопил ее.

Каро покачала головой:

— Нелепо даже предполагать, что ты способен на такое!

— В самом деле?

— Конечно, — убежденно кивнула она.

— Ты не считаешь, что я способен кого-то убить? — спросил он, глядя на нее в упор.

— Разумеется, ты убивал в пылу сражения, — ответила Каро. — Так устроен мир. Но я не верю, что ты способен причинить вред женщине, не говоря уже о том, чтобы убить родную мать!

— Полно, Каро! По-моему, ты уже достаточно хорошо меня знаешь и понимаешь, что я способен на все. В том числе на то, чтобы соблазнить — и не один, а два раза — молодую женщину, которую я взял на свое попечение. — Внезапно Доминик стал сам себе противен.

— В обоих случаях я несу такую же ответственность, как и ты. — Каро зарделась от смущения. Быстро встав с кровати, она надела халат и завязала пояс на талии. — Мне кажется, ты нарочно рассказал мне о своей матери, чтобы смутить меня.

Он криво улыбнулся:

— И как, получилось?

— Скорее ты разочаровал меня — потому что считаешь нужным говорить заведомую неправду…

— Но это правда, — перебил он бархатистым, вкрадчивым голосом. Глаза у него сузились и превратились в две вызывающие щелочки. — Я, и только я повинен в смерти матери!