Канонерка 658. Боевые операции малых кораблей Британии на Средиземноморье и Адриатике - Леонард Рейнолдс

Я взял микрофон, нажал кнопку и ответил:

– Привет, Томми, это Ровер. Думаю, у нас все нормально. Тряхнуло немного, но ничего, обойдется. Хотелось бы побыстрее найти тебя.

– Я вас вижу, – последовал немедленный ответ. – Сейчас я пускаю дым. Ты меня видишь?

Я снова обвел взглядом горизонт, заметил белое пятно на фоне черноты ночи и с облегчением вздохнул:

– Все хорошо, Томми, я тебя вижу. Постараюсь подойти.

Я приказал «Полный вперед» (2400 оборотов) и почувствовал, как лодка прыгнула вперед. Почти одновременно над нашими головами повис осветительный снаряд – теперь мы купались в золотистых лучах его света. Неужели это эсминец разыскивает свою недобитую дичь?

На залитом светом мостике теперь без труда можно было разглядеть картину происшедшего. Водж и рулевой сидели прислонившись к переборке – оба были ранены. На левом крыле мостика, примерно в ярде от возвышения, на котором я стою, управляя огнем, лежало безжизненное тело – Смит. На мостике появился малыш Нобби Ватт – стрелок орудия Y:

– Сэр, боюсь, Джеймсона убило, а Макивен и Орм, которые были у орудия Х, оба ранены.

– Взгляни, что там, Майк, – сказал я, – а я пока попробую разобраться здесь.

Теперь мы быстро догоняли 663-ю, поэтому я снизил скорость, занял место в строю и передал штурвал старшему матросу. У Воджа шрапнелью разворотило бедро и часть спины, у рулевого тоже пострадали ноги, а у Пикока все лицо было в крови.

Я помог раненым спуститься вниз и, как мог, оказал первую помощь. В процессе возни с бинтами я вспомнил удар в спину, как сильно саднило лицо и что на ладони, которой я провел по лбу, я видел кровь. Очевидно, я тоже был ранен, но ведь у меня ничего не болело!

Майк тоже занимался не самой приятной работой. Джеймсон погиб – в этом не могло быть никаких сомнений. 20-мм снаряд разорвал ему спину. Макивену – жизнерадостному парнишке из Ливерпуля – оторвало ногу, и она висела на лоскутах кожи и обрывках сухожилий. Майк никак не мог перевязать рану и остановить кровь, поэтому принес лезвие и, преодолевая тошноту, ампутировал ногу, после чего тщательно замотал обрубок полотенцем.

Все это время Макивен оставался в сознании и хранил полное спокойствие. Он видел, как Майк выбросил за борт страшный сверток, и поинтересовался:

– Это была моя нога, сэр?

Его приятель Орме тоже был в тяжелом состоянии – их обоих нельзя было никуда переносить. Нобби Ватт вызвался присмотреть за ранеными и в течение четырех часов до возвращения в Бастию ухаживал за ними лучше любой медсестры. Он делал все, чтобы облегчить их страдания, и через каждые 20 минут немного ослаблял жгут на ноге Макивена.

Все было против нас. В довершение ко всем несчастьям поднялся сильный ветер и, естественно, волнение. Водяная пыль быстро промочила всех, находящихся на палубе. Мы завернули раненых в одеяла и накрыли сверху брезентом. Оставалось только молиться, чтобы погода улучшилась.

Следующие четыре часа стали сущим кошмаром. Когда рассвело, я заставил себя посмотреть на Смити. Он не страдал – беднягу убило на месте. Фанерная дверь в задней части мостика была разбита и продырявлена в нескольких местах. Изучая повреждения, я неожиданно понял, в чем дело. Вряд ли стоило удивляться, что у меня ничего не болит. Я не ранен – на мне кровь Смита. А по спине меня ударили обломки надстройки. Отдав свою жизнь, Смит определенно спас мою, приняв на себя основной удар. Он был хорошим товарищем и пользовался всеобщим уважением. Нам всем его будет не хватать.

Я накрыл его флагом, который взял из шкафа, кстати тоже разбитого, и продолжил осмотр лодки. Двигатели не пострадали, впрочем, это понятно, ведь основные повреждения нанес страшный взрыв 20-мм снаряда, который настиг нас с кормы. Надстройка зияла пробоинами, но беглый осмотр румпельного отсека не выявил опасных пробоин в подводной части корпуса.

Мы медленно прокладывали себе путь через бушующее море, и вот наконец прямо по курсу показались древние стены Бастии. На причале нас уже ожидал главный хирург базы и две машины. Он перепрыгнул на борт даже раньше, чем были завершены швартовные операции, и я отвел его к раненым. Тут же как из-под земли возникли помощники с носилками, и Макивен и Орм были отправлены в госпиталь. За ними последовали Водж, рулевой и Пикок.

Я был ему глубоко и искренне признателен за помощь в вывозе тел. После нечеловеческого напряжения последних семи часов я чувствовал, что не смогу пройти еще и через это. Когда в 658-ю попал снаряд, нас на мостике было пятеро, и только я один остался невредимым. Эта мысль не добавляла оптимизма.

Когда на борт поднялись Дерри, Том и Дуг, готовые оказать любую помощь и выразившие самое искреннее сочувствие, я узнал, что 655-я тоже получила повреждения, там есть раненые и убитые. Но мы понесли не только потери. Торпедой было потоплено одно судно, по всей видимости груженый лихтер.

Позже разведка сообщила, что наши действия пресекли единственную серьезную попытку эвакуации, предпринятую противником. Больше таких попыток не было. Таким образом, наша тактическая задача оказалась выполненной.

В тот же день из госпиталя вернулся Корни и очень расстроился, узнав печальные новости. Он очень переживал, что в такой тяжелый момент его не было с нами, ведь, когда он находился на мостике, нам всегда сопутствовала удача. Корни решил, что отныне находится перед нами в неоплатном долгу. У нас и мыслей таких не было, мы только сочувствовали неудачливому Воджу, получившему ранение, будучи лишь временным командиром.

Через два дня после памятного сражения мы хоронили трех погибших матросов. По поручению Дуга я организовал всю церемонию от начала до конца. Это были первые и последние официальные похороны на военно-морском флоте, на которых мне довелось присутствовать. И хотя я был организатором и был вынужден постоянно заботиться о всевозможных деталях, церемония произвела на меня огромное впечатление.

Почти весь персонал базы собрался на лодках флотилии, а на 658-й находились капитан Дикинсон, коммандер Аллан и представители с каждой лодки.

В почетный караул входили моряки с 658-й и 655-й – друзья погибших. Они все утро тренировались, отшлифовывали каждое движение. Бобби Аллан руководил церемонией – она была величественной и трогательной. Прозвучал залп, и завернутые в флаги тела скользнули в море. Далее последовали две минуты молчания.

Возвращение в Бастию было очень торжественным и печальным. Флаги были приспущены, на лодках царило молчание. Смерть трех человек затронула всех и каждого: их гибель сделала яснее цель и глубже решимость тех, кто остался.

В ночь после похорон 658-я вместе с еще тремя лодками шла к Эльбе, чтобы замкнуть кольцо блокады острова. Ожидание на рейде порта Баратти затянулось, и мы невольно мысленно вернулись в такую же ночь, только восемью месяцами ранее, когда 658-я подверглась проверке на прочность.

Но повторения пройденного не произошло. Накануне ночью сражение за Эльбу завершилось. Гарнизон капитулировал. Еще один незначительный эпизод войны стал историей. Но для людей, участвовавших в высадке, он вовсе не был незначительным. Наоборот, для них это было упорное, кровопролитное сражение, потребовавшее от его участников огромного мужества и самоотверженности. Сотни отважных французов навечно остались на этой земле, но никто не сомневался, что они сыграли свою роль в освобождении Франции, причем ничуть не меньшую, чем если бы находились непосредственно в Нормандии.