Наследница - Марина Ефиминюк

Ну, или победил частично…

– Ты мне дерзишь? – тихо уточнила она. – Я не ослышалась?

– Только если у вас проблемы со слухом.

Она усмехнулась:

– Я подумала, что горная молельня станет идеальным местом для венчания. Выдвигаемся туда завтра с утра. Не проспите, нима Вишневская. Будет исключительно обидно, если вы не увидите место, где пройдет обряд, до самого обряда.

Она ушла, следом исчез портной, испарились белошвейки, завалив диван белыми тряпками. Заторопились за хозяйкой, точно испуганные болонки, – фрейлины. Хлопнула дверь. В номере, выглядевшем так, словно внутри прошел ураган, стало очень тихо.

Во мне закипал гнев. Я сжимала в кулаках складки платья и старалась удержать себя на месте, но все-таки не утерпела. Схватилась за перо и четким мелким почерком написала Эдмонду записку.

– Пусть доставят принцу и не уходят, пока он не даст ответ, – складывая послание уголком и ставя личную магическую печать, велела я Пруденс. – И сделай так, чтобы в моем номере даже духу колбасного не было!

Эдмонд вернул посыльного сразу. В согласии встретиться со мной он приписал: «Хочу видеть знаменитое бирюзовое платье».

Сборы не заняли много времени. Нарядившись в бирюзовый шелк, я открыла шкатулку с украшениями, лежавшими в отдельных мешочках из полупрозрачной органзы. Меня преследовал призрак жемчужного ожерелья, когда-то подаренного Владом. Как наяву перед мысленным взором появлялись крупные идеально ровные горошины, золотая изящная застежка в форме лилии. Куда оно делось?

Я вытряхивала дорогие побрякушки и ощущала, что во всех спрятаны погасшие магические кристаллы, закамуфлированные под драгоценные камни. Очередное украшение выкатилось на ладонь, и с удивлением я поняла, что крошечный бирюзовый камень в форме шарика не только по цвету идеально подходил к платью, но и являлся натуральным, никакой магии.

Я присмотрелась к подвеске, проверила ее на свет, но никак не могла вспомнить, принадлежала ли она мне? И вдруг комната растворилась, и перед глазами появилась темная заснеженная площадь из стертого ледяными водами Эльбы воспоминания.

…Ночь, в воздухе, словно белые бабочки, парят крупные хлопья снега. Они падают на мостовую, мгновенно тают, и брусчатка влажно поблескивает в фонарном свете.

Хотя холодно, мне не хочется покидать безлюдную тесную площадь с осушенным на зиму фонтаном на перекрестке узких переулков. Озябшая и неподвижная, я слежу за Владиславом Горским, быстрой походкой возвращающимся к своему экипажу.

Прежде чем забраться в салон, он оглядывается и машет рукой, давая мне понять, что хочет, чтобы я забралась в тепло экипажа и поскорее вернулась в дворцовый район столицы, а может быть, в особняк отца, не ведающего о третьем тайном свидании дочери с обаятельным мерзавцем. Или еще куда-то, где пристало проводить время богатой наследнице. Когда он закрывает дверь экипажа и кучер дергает поводья лошадки, я смиряюсь с тем, что должна вернуться из снежной сказки в обычную жизнь. Колеса грохочут по дрянной брусчатке, звонко цокают лошадиные копыта.

Ради чего он заставил меня сбежать с благотворительно приема, притащиться на другой конец города, если даже не сказал ни слова, а просто обнял и вернулся к себе в экипаж? Мне и досадно, и весело.

– Нима, долго еще? – подгоняет меня кучер. Чтобы сохранить тайну, пришлось нанять экипаж, и возница не желает стоять на мостовой без дела.

– Возвращаемся на прием, – решаю я. Прячу заледенелые руки в карманах подбитого мехом плаща и вдруг нащупываю в одном из них бусы. С гулко бьющимся сердцем вытаскиваю на свет нитку крупного идеально ровного жемчуга.

Влад вызывал меня, чтобы, не произнеся ни слова, сунуть в карман подарок. И хотя жемчужная нить – самое незамысловатое из всех украшений, которые мне когда-либо вручали, я влюбляюсь в нее с первого взгляда. А в следующий момент осознаю, что, безумно и бездумно, влюблена в человека, подарившего столь простое, но изящное украшение…

* * *

Эдмонд продержал меня три часа в холле, заполненном стражами и скучающими денди. Сидя на краешке кресла, я смотрела в окно, выходящее на озеро, и делала вид, будто не замечаю, как народ с любопытством перешептывается при виде меня. Когда стемнело и на набережной зажглись уличные фонари, озарив деревянный пирс, принц решил, что достаточно меня промариновал, и прислал секретаря.

Тот тихонечко подошел ко мне и, наклонившись, на ушко прошептал:

– Его Высочество ждет вас.

Меня впустили в покои Эдмонда, утопленные в интимный полумрак, и тихо прикрыли спиной. В слепых окнах, выходящих на не освещенную огнями гору, отражалась моя фигура, закутанная в плащ. Кажется, я напоминала призрак. Неожиданно стало ясно, что, кроме меня и принца, в огромных личных покоях больше никого не было.

– Почему не проходишь? – прозвучал голос принца, и я даже вздрогнула.

Он вышел из кабинета, на ходу закатывая рукава рубашки.

– Не думал, что ты придешь ко мне, – произнес он с вежливой улыбкой.

– Поговорим?

– Поужинаем? – Он показал на маленький столик, сервированный на две персоны. – Ты, верно, проголодалась? Я голодный как волк.

Есть совершенно не хотелось. Вернее, хотелось, но не в номере Эдмонда, с Эдмондом же наедине. Как ни крути, а подобный тет-а-тет пах хуже, чем колбаса из потрохов в натуральной кишке, закисшая в нашей гостиной.

– Хорошо, – резко произнесла я, развязывая шнурок на вороте плаща. – Давай, поужинаем.

Раздевшись, я небрежным жестом бросила полупрозрачный плащ на диван и, подойдя к столику, позволила принцу выдвинуть тяжелый стул.

– Красивое платье, – промурлыкал Эдмонд.

– Самое обычное, – расправляя складки, отозвалась я. – Когда оно было шелковым отрезом, то смотрелось провокационнее.

Он уселся напротив, разложил салфетку и принялся есть. Бодро разрезал мясо, запивал красным видом, насаживал на вилку круглые зеленые горошины. Я сидела, не шелохнувшись и сложив руки на коленях, сверлила его тяжелым взглядом.

– Почему ты не ешь? – Он указал ножом на мою отбивную.

– Отмени решение о свадьбе.

Принц усмехнулся, проверил на свет бокал с рубиновым вином.

– Когда ты отказала мне, то заявила, что лучше выйдешь замуж за лесоруба или кузнеца. Признаться, тогда я не думал, что ты говорила в прямом смысле. Что? Работник фермы по выращиванию жемчуга в Мариме? Копатель в золотом руднике в Неале? Хорошо хоть не нищий. Мое самолюбие рыдает кровавыми слезами!

От его пронизывающего взгляда, словно забиравшегося под одежду, становилось не по себе.

– Ты знаешь, почему я всегда испытывал к тебе слабость, Анна? Ты никогда мне не лгала. Что изменилось теперь?