Ищи, кому выгодно - Инна Бачинская

– Вы думаете?

– Нет. Мне интересно, что думаете вы.

– Что я думаю… Я думаю то же, что и вы. Вы ведь понимаете, что убийство этой женщины не имело смысла? То есть явного смысла. Исходя из того, что нам известно.

– Понимаю. Кто, по-вашему, придумал эту схему?

– Ленка не потянула бы, мозги не те. Она путает правое с левым и никогда не знает, в какую сторону откручивать крышку. А уж уложить жертву одним выстрелом – тем более нет! Но это теория, как вы понимаете. На практике была задумана красивая комбинация. Что собой представляла жена таксиста?

– Я видел ее только раз, через день после убийства Гетманчука. Она была в самом жалком состоянии, плакала, говорила, что боится; с ней оставалась подруга, я уже упоминал. Говорят, она была сильной, энергичной женщиной, работала барменшей. Ее звали Светлана Овручева.

Коваленко кивнул.

– В каком бы состоянии она ни была, кто-то же эту схему выдумал. Я ставлю на жену таксиста, тем более мотив у нее весомый. Связь между этой женщиной и Ленкой установлена?

– Подруга барменши показала, что видела Светлану с высокой женщиной с белыми волосами – они сидели на скамейке в парке, а она проезжала мимо на машине. Она потом спросила Светлану, с кем она была, но та ушла от ответа. На фотографии она Елену не опознала. Похожа, но она ли – вопрос.

– Понятно.

– А вы не допускаете, что у Елены был помощник? Если бы она пришла к вам и попросила…

– Ко мне? – он задумался. – Если бы она пришла ко мне, я бы доказал ей, что убийство не имеет смысла, так как всегда есть вероятность, что ты на чем-то проколешься. Решение зачастую правильно лишь на определенный момент, это во-первых. А во-вторых, конструкция или схема в девяноста примерно случаях из ста начинает сыпаться, потому что существуют непредвиденные и не зависящие от нас обстоятельства. Я не стал бы убивать, это крайняя мера, от безвыходности и отчаяния. А в данной ситуации я не вижу ни безвыходности, ни отчаяния. Но если бы я все-таки решил… Я бы проделал это красиво и не прокололся так по-дурацки. Именно эти проколы говорят о том, что автор схемы – женщина.

– Почему в девяноста? – заинтересовался Федор.

– Я сказал – примерно в девяноста. Хотя в одном из законов Мерфи[14] сказано вполне определенно: вероятность на девяносто процентов против вас. Я понимаю, это шутка, но я когда-нибудь докажу, что это верно. Убийц не ловят только потому, что эксперты не дают себе труда проанализировать событие, так как слишком увлекаются очевидными вещами. А что касается прокола или проколов… Еще один из законов Мерфи гласит: внутри любой малой проблемы есть бо́льшая, которая стремится выбраться оттуда, – это те же девяносто процентов. – Он с силой ткнул пальцем в переносицу.

– Возможно, это не прокол? – сказал Федор. – И вовсе не бо́льшая проблема, которой удалось выбраться?

Коваленко на пару секунд задумался и снова ткнул указательным пальцем в переносицу:

– Принимается. Это не прокол, а… перебор.

– Вы с Еленой встречались? – Федор спросил наконец о том, что не давало ему покоя. Почему-то. И это было непонятно…

– Да. А потом она вышла замуж. Думаете, тянет на мотив? – В его тоне прозвучали иронические нотки.

– Вы ее любили?

– Любил, я думаю. Но я был занят тогда, меня как раз вышибли из учебного заведения, дома крик, разборки, ультиматумы. И вдруг я узнал, что она вышла замуж, ее подруга просветила. Ленка меня избегала.

– Вас видели вместе около месяца назад.

– Было. Она позвонила мне, сказала, что нужно увидеться. Как я понял, у нее никого не осталось. И жизнь не удалась. Я его видел однажды, Гетманчука, зашел к ним, а он там. Я думал, это знакомый Кристины Юрьевны. Состоявшийся, уверенный в себе, нахрапистый. Хозяин жизни. Но анахронизм, вчерашний день, говорить с ним было не о чем. Отстал от поезда. Ленка сделала глупость.

– О чем она хотела поговорить?

– О жизни. Спросила, что ей делать.

– И вы?..

– Я предложил убить его, чтобы не канителиться с разводом.

Федор не удержался от улыбки. Этот странный парень нравился ему своей откровенностью, манерой разговаривать, жестко и точно выстраивая фразы, и манерой мыслить, так же жестко и точно выстраивая мысли. Он поминутно тыкал указательным пальцем в переносицу – поправлял очки, – казалось, Коваленко дирижирует собственными нестандартными мыслями. И Федор начинал понимать, почему его вышибли – для таких, как он, не существует авторитетов, и говорят они всегда то, что думают. Такие, как он, неудобны, им трудно зацепиться в жизни, найти свою компанию и принять условия выживания в социуме. Но, с другой стороны, нужно ему до смешного мало – а раз так, то можно считать, что он один из тех счастливчиков, которые находятся в состоянии равновесия со средой обитания и собственным «я»…

– Я сказал, что советов не даю, человек должен соображать сам. Готов найти работу переводчика. Замуж не зову, не готов.

– Что она ответила?

– Ничего. Заплакала. Тоже ответ – избавляет от необходимости думать и решать.

– Вам ее не было жалко?

– Понимаете, это ее жизнь, это ей должно быть жалко. Как правило, мы знаем недостаточно, чтобы жалеть или не жалеть. Тут или свобода – или деньги. Мне, например, свобода, ей… не знаю. Получается, деньги. Все выиграли. Конечно, мне было ее жалко – не ведала, что творила.

– Возможно, она восприняла ваш совет буквально?

– Возможно. Но это не она. Ей нужен адвокат?

– Я был у Кристины Юрьевна, дал координаты знакомого адвоката.

– Я бы защищался сам. Он заставит ее признать вину и построит защиту на обвинении жены таксиста как лидера. Это самый легкий путь. И она пойдет у него на поводу. Она всегда идет на поводу. У меня есть деньги, не успеваю тратить. Я занесу Кристине Юрьевне.

– Елена интересуется детективами, я видел у нее целую библиотеку…

– И до последней страницы не догадывается, кто убийца. Чтобы использовать идеи из детективных романов, нужно соображать.

Федор опять не сумел сдержать улыбку.

– А на какой странице вы догадываетесь, кто убийца?

– На третьей, как правило.

– Чем вы занимаетесь?

– Компьютерщик, работаю в немецкой компании. Нанимаем наших программеров для западных фирм.

– Вы не спешите?