Настоящая любовь - Тейлор Дженкинс Рейд

Джесс улыбается, а потом отворачивается от меня, сдвигаясь в сторону стойки и отклоняясь от стола, чтобы сменить положение ног.

– Как насчет «Erickson’s»? Он еще открыт? Или они тоже покинули меня?

То, как он произносит слово «покинули», и то, что он не смотрит на меня, наводит на мысль о том, что Джесс злится больше, чем можно судить по его поведению. Что он обижен на то, что я переехала. Он говорит, что все понимает, но, может быть, на самом деле вообще все иначе.

– Они по-прежнему открыты, да, – кивая, говорю я, пытаясь угодить ему. – Многие рестораны продолжают работать. Во многих из них все по-прежнему.

– Во многих, – повторяет он, а потом произносит совсем другим тоном: – А «Blair Books»? В «Blair Books» все по-прежнему? То есть понятно, что там новый управляющий.

– Да, – говорю я с улыбкой, гордясь собой. – Хотя я почти все сохранила. И родители до сих пор принимают в нем некоторое участие. Я же не пустилась во все тяжкие. Я веду дела почти так же, как они.

– Ты тоже раздаешь те маленькие закладки с надписью: «Путешествуй по миру с книгой»?

– Да! – восклицаю я. – Конечно, раздаю.

– Что? Это невозможно!

– Да, вполне возможно.

Я ковырялась вилкой в своей тарелке. Он ковырялся в своей. Оба мы почти не притронулись к еде.

Официантка, подойдя к нам, хмурится.

– Видимо, вы не слишком голодны, – говорит она, подливая воду в мой стакан.

– Все очень вкусно, – говорю я. – Но мы не…

– Нам нужно многое наверстать, – говорит Джесс. – Мы можем забрать это с собой?

– Конечно, дорогой, – говорит она, унося с собой обе наши тарелки.

После ее ухода нам нечем занять руки, и не остается ничего другого, кроме как смотреть друг на друга.

– Ты всегда ненавидела эти закладки, – говорит Джесс.

– Я знаю, – отвечаю я. Я чувствую себя растерянной, думая о том, как я изменилась. Велико искушение солгать, перемотать пленку назад, поточнее вспомнить, кем я была до того, как он покинул меня, и попытаться снова стать той же.

Той Эммой, которая, как ему было известно, стремилась жить по-другому. Она жаждала приключений, ею владела болезненная страсть к путешествиям. Она привыкла думать, что обычная жизнь не способна принести радости, что она должна быть прекрасной, значительной, насыщенной и неукротимой. Что невозможно изумляться тому, как приятно просыпаться в теплой постели, что можно удивляться только лаская слонят или гуляя по Лувру.

Но я не знаю, была ли я именно такой, когда он покинул меня.

И сейчас я определенно не такая.

Так трудно предсказать будущее. Если бы у меня была машина времени, изменилось ли бы что-нибудь к лучшему от того, что я попробовала бы вернуться в прошлое и объяснить своему молодому «я», что ждет его впереди?

– Полагаю, так оно и было, – говорю я ему. – Но теперь они мне нравятся.

– Ты никогда не перестаешь удивлять, – улыбаясь, говорит Джесс.

Может быть, все будет нормально, если я не стану вести себя точно так же, как до его исчезновения.

Возвращается официантка, неся упакованную в коробки еду и чек. Джесс расплачивается наличными прежде, чем я успеваю достать бумажник.

– Спасибо, – говорю я. – Очень мило с твоей стороны.

– На здоровье.

Я смотрю на телефон и вижу, что сейчас пятнадцать минут девятого. Время пролетело так быстро.

– Мне нужно идти на работу, – говорю я. – Иначе я опоздаю.

– Нет… – останавливает меня Джесс. – Давай. Останься со мной.

– Не могу, – говорю я, улыбаясь. – Я должна открыть магазин.

Проводив меня до машины, Джесс достает из кармана связку ключей и открывает серый седан, стоящий на парковке в стороне от нас.

– Подожди минутку, – говорю я Джессу, словно вспомнив о чем-то. – У тебя нет прав, ты не можешь водить машину.

Джесс смеется.

– До моего отъезда у меня были права, – говорит он. – Мне разрешено водить машину.

– Да, – говорю я, открывая дверь своей машины. – А они не просрочены?

Джесс озорно улыбается, и меня это сражает наповал.

– Просрочены, шморсрочены. Это не беда.

– Ты всегда заходишь за черту, не так ли? – говорю я, поддразнивая его. – Как ты думаешь, почему?

– Не знаю, – говорит он, пожимая плечами. – Но, согласись, ты находишь это очаровательным.

Я смеюсь:

– Кто сказал, что я нахожу это очаровательным?

– Не хочешь сесть со мной в машину? – гово-рит он.

– В твою машину?

– Или в твою, – говорит он.

– Я должна ехать на работу.

– Я знаю. Я не прошу тебя поехать куда-то со мной. Я просто хочу посидеть с тобой в машине, на улице холодно.

Мне следовало бы попрощаться с ним. Я уже опаздывала больше, чем могла себе позволить.

– Хорошо, – говорю я. Открыв щелчком обе двери, я наблюдаю за тем, как Джесс садится на пассажирское место. Я сажусь на водительское место рядом с ним. Когда дверь с моей стороны закрывается, уличный шум стихает, создавая ложное впечатление, что мы можем держать его под контролем.

Я вижу, как его взгляд устремляется на мой палец, на котором больше нет обручального кольца. Он улыбается. Оба мы понимаем, что означает пустое место на моей левой руке. Но у меня создается впечатление, что мы пришли к молчаливому согласию по поводу двух вещей, о которых не стоит говорить. Мы не станем говорить о том, что случилось с моим пальцем, точно так же, как не говорим о том, что произошло с его.

– Я скучал по тебе, Эмма. Я скучал по твоим дурацким глазам, и твоим ужасным губам, и по тому, как ужасно назойливо ты смотрела на меня, словно я – единственный человек, который важнее всего в мировой истории. Я скучал по твоим ужасным веснушкам.

Я смеюсь и чувствую, что краснею.

– Я тоже скучала по тебе.

– Скучала? – спрашивает Джесс, словно эта новость не вызывает у него доверия.

– Ты что, шутишь?

– Не знаю, – говорит он. В его голосе слышатся дразнящие нотки. – Трудно понять, что произошло за то время, пока меня не было.

– Я была убита горем как никогда и думаю, что такого больше не повторится.

Он смотрит на меня, а потом – в ветровое стекло и в окно со своей стороны.

– Нам нужно очень о многом поговорить, а я даже не знаю, с чего начать, – говорит он.

– Я знаю, но, даже если бы мы знали, с чего начать, я сейчас не могу. Мне нужно ехать на работу. Я должна была быть там уже пятнадцать минут назад. – Тина придет только после полудня. Если я не приеду, магазин не откроется.