Что я сделала ради любви - Сьюзен Элизабет Филлипс

Брэм поднял лифчик с шелковистой тесемкой над каждой чашечкой.

— И что? Какой у тебя…

— Тридцать четвертый. Двойное «Д».

Брэм вскинул темную бровь и безошибочно выбрал тридцать четыре — «Б». Неудивительно, учитывая его знание женской анатомии. В магазине появилось еще несколько покупателей, но пока что никто не подходил близко.

— И учти, — прошептала она, не столько ему, сколько себе, — это не свидание. И смотровая щель останется закрытой.

— Это определенно свидание. — Брэм поднял боди из черной сетки. — Прекрасная работа, — восхитился он, теребя атласные тесемки. — Намного мягче кожи.

— Обожаю кожу.

Она выхватила из груды мужского белья узкие кожаные плавки с фигурным гульфиком.

— Ни за что на свете! — взвился Брэм.

— Увы! — хмыкнула она, забирая у него боди. Их взгляды скрестились. Он сдался первым.

— Ладно, ты победила. Давай меняться.

— Заметано.

Они обменялись одежками так азартно, словно все было по-настоящему, словно они не были актерами, ведущими тонкую игру притворства. Брэм добавил к добыче несколько лифчиков без чашечек и трусики, в которых отсутствовала промежность. Джорджи выбрала еще несколько кожаных вещичек. Когда она нашла оригинальные ковбойские штаны с о-очень глубоким вырезом спереди, у Брэма сделался такой обиженный вид, что Джорджи пришлось положить их обратно. Он же галантно отбросил корсет, который больше походил на орудие пытки. Наконец они снова обменялись одеждой, и продавщица отвела их в глубь магазина, где находилась вип-гардеробная. Открыла отделанную деревянными панелями дверь, повесила вещи Джорджи на затейливый медный крюк, после чего проводила в гардеробную Брэма.

Джорджи окружали потемневшие розовые стены, зеркало в полный рост, табуретка для ног со стеганой обивкой и бра с розовыми бахромчатыми абажурами, дававшие неяркое, выгодно оттенявшее кожу освещение. Самой интригующей особенностью комнаты была находившаяся на уровне глаз дверца площадью около квадратного фута с крошечной ручкой в форме полуоткрытой раковины и жемчужинкой на самом верху.

Ну, с нее довольно. Игра окончена. Определенно окончена. Если только…

Нет. Решительно нет.

В дверцу постучали.

— Открой!

Джорджи потянула за раковину и открыла дверь. Лицо Брэма смотрело на нее через черную чугунную решетку. Очень мало похоже на щель! Розовые стены, обрамлявшие его лицо, должны были придать ему женственности, но он казался еще более мужественным.

Брэм потер челюсть.

— Стыдно признать, но это место серьезно меня завело.

На самом деле он ничуть не смущался, и чувственная атмосфера магазина завела Джорджи не меньше.

Она нервно повертела на пальце фальшивое обручальное кольцо. Мелроуз-авеню всего в нескольких кварталах, но этот дворец эротики словно перенес ее в другой мир. Странно безопасный мир, где недостойный доверия мужчина может смотреть, но не касаться. Мир, где все вертелось вокруг секса и где не было места сердечной боли…

— Жаль, что мы не посмотрели орудия садомазо, — вздохнул Брэм.

Она не устояла от соблазна поиграть с огнем.

— Спрошу исключительно из любопытства: кого из нас двоих, по-твоему, нужно связать?

— Для начала тебя, — хрипловато сообщил он. — Но как только ты продемонстрируешь истинную покорность, можем поменяться. Ну как, наденешь для меня эту штуку из черной сетки?

Против такой приманки, как чувственная схватка с дьяволом на площадке для сексуальных игр, устоять было невозможно.

— А что я за это получу?

— А что ты хочешь?

Джорджи немного подумала.

— Отступи.

Дождавшись, пока он отойдет, она приблизила лицо к решетке и увидела, что стены маленькой гардеробной были темно-золотого цвета, а выбранная ею одежда висит на огромных железных крюках.

— Вон те черные кожаные плавки.

— Ни в коем случае.

— Значит, ничего не выйдет.

Она закрыла дверцу.

— Эй!

Джорджи выждала несколько минут и потом снова взялась за раковину.

— Передумал?

— Только ты первая.

— Ну конечно! Так я и поверила!

Они снова впились глазами друг в друга. Джорджи оставалась внешне спокойной, хотя сердце колотилось как безумное.

— Брось, Джорджи. У меня была ужасная неделя. Самое малое, что ты можешь для меня сделать, — примерить кое-какие вещички.

— У меня тоже была плохая неделя. И это не вещички, а товары из секс-магазина. Если уж так сильно хочешь, давай первым.

— Может, лучше вместе?

— Договорились.

Она снова закрыла дверцу. Руки ее тряслись, но она сбросила голубые, в белый горошек, балетки.

Прошло несколько минут, прежде чем раздался стук с его стороны:

— Готова?

— Нет. Чувствую себя полной дурой.

— Ты чувствуешь себя полной дурой? А знаешь, что у этой штуки есть гребаный гульфик?!

— Знаю. Я сама ее выбрала, помнишь? И это мне следовало бы жаловаться. Тесемки корсета пришиты так, что ничего не скрывают!

— Открой дверь! Немедленно!

— Я передумала.

— На счет «три», — настаивал он.

— Отступи, чтобы я лучше видела.

— Ладно. Отступаю. Один… два… три!

Она открыла дверь и заглянула внутрь. Брэм оглянулся.

Оба были полностью одеты. Брэм покачал головой:

— Тебе совершенно нельзя верить.

Джорджи насмешливо прищурилась:

— Я по крайней мере скинула туфли. Ты даже этого не сделал…

— Предлагаю новый договор, — объявил Брэм. — Ты снимаешь одну вещь, я — другую. Я даже согласен быть первым.

Он стянул сорочку.

Она уже знала, что у него великолепный торс: слишком долго подглядывала за ним. Мышцы перекатывались под кожей, но были не такими бугристыми, как у бодибилдеров. Впрочем, легко ему быть сексуальным — все равно ему больше нечего делать, кроме как целыми днями заниматься собой.

— Я жду, — напомнил он.

Несложные вычисления быстро позволили Джорджи понять, что на ней одежды больше. И неужели она действительно на это пойдет? Секс с Брэмом не дает гарантий, что он не станет ей изменять. Но он далеко не глуп: знает, что оба они под колпаком у прессы и что ему будет невероятно трудно улизнуть на свидание с другой женщиной. Кроме того, Брэм всегда искал легких путей, а в его случае легкий путь — это она и ее деньги. Она завела руки назад и расстегнула серебряную цепочку.