Сага о бескрылых - Юрий Павлович Валин

усмехающуюся оборотниху — опять в бабу без возраста обратилась, словно знала что не раздражает в таком обличии:

— Не дури. Потом развлечешься.

— Ловлю на слове, — перед десятником вновь стоял слуга в дворцовом хитоне.

На втором этаже, и, правда, было пусто. Сложенный кое-как камень для ремонта, рассохшиеся балки, древняя бочка. С площадкинаверху доносился разговор, но разобрать смысл было трудно. Шпионы отошли подальше от шаткой лестницы, встали под прикрытием растрескавшейся перегородки, рядом оказалось окно с видом на пристань и бухту.

— О, да тут за место по пять «корон» брать можно. Вид как на орхестру, — заметила оборотень.

— Ты была в театре? — изумился Укс.

— Была, наверное. Точно не помню. Нет, это не жизнь, хозяин. Теперь вот меня, прилежного Мелантия, со службы с позором изгонят, а может, и вовсе запорют. Прощай пиво, объедки царские и завистливый почет соседей. А все во славу Слову. На какие жертвы идти приходится! — Лоуд горестно вздохнула.

Укс, не отвечая пустой болтовне, осторожно прошелся по полуразрушенным комнатам. Отыскал сломанный черенок лопаты, забытое зубило — славный арсенал.

— Эй, хозяин, зудят, — прошептала Лоуд.

— Да они все время зудят, — буркнул десятник, привыкший к перекличке сигнальных рогов на пристанях.

— Сейчас лодка идет с тряпками, — сообщила оборотень.

К причалам действительно подходила лодка с двумя огромными знаменами Храма. Ее приветствовали дружными воплями с крыш и улиц: горожан истомило долгое ожидание. Лодка, между тем, гребла не к причалу, а к выдвинутой впереди строя хиссийских кораблей барке — плоскодонному суденышку шагов в пятнадцать длиной.

— Арена? Но зачем им поединок? — пробурчал Укс. — Кто бы ни победил, Храму отступать некуда.

— Как «зачем»? — возмутилась Лоуд. — Интересно же. Люди тупые-тупые, но иной раз поразвлечься умеют.

Десятник отмахнулся — нужно было понять, зачем царь и новый Мудрейший о старинном обычае вспомнили. Тянет время Аннисис? Уже вечер, скоро час нэка придет, братья в неистовство впадать начнут…

— Ой, красавец какой! — возликовала оборотень, любуясь спускающимся с пристани в лодку героем. — Смотри ляжки какие!

Укс продекламировал:

Вышел вперед из хиссийских рядов Парис крепкозадый,

Со шкурой пантеры и в панцире ярком на торсе могучем,

С острым мечом. Колебал он в длани копье, завершенное

Жалом стальным, всех храбрейших врагов устрашившим.

Только увидеть успел восхищенный Мелантий то толстое чудо…

— Что, правда? А где шкура? И кто такой этот Парис?

— Не знаю. Сгнила, наверное, давно та шкура, — мрачно заметил Укс.

Лодки уже подгребали к плавучему ристалищу. Бойцы поднялись на палубу барки одновременно: порт разразился бурными криками, чуть позже донесся рев Храмового флота:

— Слово!!!

— Хиссис!!! — не уступали горожане.

Оборотень на миг обернулась:

— Вот это да! Ты только глянь, хозяин!

Громоподобный рев перекатывался над бухтой, эхом отдавался от обрывов — Укс встревожено глянул на потолок — не развалился бы Морской дворец.

Стояли на барке два воина: хиссийский крепыш в благородно сияющем шлеме, чеканных панцире и поножах. Завитые волосы ниспадали из-под шлема, рассыпались по плечам, круглый парадный щит еще висел за плечами, перевязь меча украшало серебро, поза горделива, длинный наконечник копья блестел даже в пасмурном предвечерьи. У кормы стоял герой Храма: на голову выше противника, не в тунике, а моряцких штанах с наскоро зашитой дырой на колене; кожаный с бронзовыми бляхами панцирь, той же сюмбольской работы шлем надвинут на глаза, прямоугольный щит стоял у ноги, простое копье покачивалось в мускулистой руке. Меч, правда, был хорош, — северный, длинный.

— Мы за кого молим богов? — азартно уточнила неугомонная оборотниха. — Царский припёрок мне нравится с задницы, а у храмового симпатичные ручищи.

— Я за храмового. Хоть знаю, как его зовут, — машинально сказал десятник.

— Да ну⁈ Так скажи, к кому мне склонять милость богов.

— Слушай, пустоголовая, нам нужно быть ближе к лестнице. Полагаю, наш миг настанет в конце поединка. Когда царь…

— К шмондам царя! Сначала я все досмотрю.

— Ты, вообще припертая… — зарычал Укс, но тут со смотровой площадки звучно провозгласили:

— Я, благородный Трид, царь Хиссиса, перед богами и народом своим, обещаю, что поединок будет честен…

Оборотень, от азарта и внимания вновь ставшая «той» бабой, слушала и явно пыталась запомнить судьбоносную царскую ерунду. Укс смотрел в ее потный затылок и не мог понять Логоса-созидателя. По всему выходило, что шмонда-оборотень за древнюю прекрасную Елену здесь сидит и наблюдает. Просто нет никого иного в Морской башне на эту роль более подходящего. Ужасны боги, чудесную легенду в насмешку превратившие.

…Теперь наверху кричал-вещал Аннисис — голос у тысячника был даже позвучнее, наверное, и на храмовых кораблях что-то сейчас слышно. О Слове, конечно, упомянул, о чести и достоинстве воинов…

Вразнобой загудели рога.

— Жребий тянут! — умилилась оборотень. — Слушай, хозяин, неужели все по-честному будут делать? Вот припёрки-то!

— Ющец их знает, — пробурчал Укс. — Вряд ли. Но в любом случае мы то странное упущение богов подправим.

Метать копье первым выпало хиссийскому герою. Оба воина, потрясая оружьем, поприветствовали свои армии. Прокатился по порту громоподобный рев зрителей, стих… Даже испуганные чайки кружили над мачтами кораблей в полном молчании. Храмовый гигант на корме барки изготовился к защите: поднял тяжелый щит, пригнул голову в своем не очень-то надежном шлеме, прочнее уперся в палубу мощными ногами. Его противник, поправил увенчанный перьями шлем, начал примеряться, отводя руку с длинным копьем.

— В колено нужно целить… — шепотом переживала Лоуд. — В коленку засади, потом прирежешь…

Царский латник, примерившись в третий раз, замахнулся… Над кораблями и замершими людьми пронеслось его громкое «Кхэ!» и стук попавшего в цель оружие. Мгновение стояла тишина, потом стало понятно, что наконечник не пробил примитивный, но толстый щит — храмовый герой с натугой поднял свою защиту с застрявшим в ней длинным копьем. Берег и корабли разразились невнятным ревом: одни досадовали, другие восхищались удачей и величием всемогущего Слова.

— Я говорила — в ногу нужно! — визжала оборотень. — А он в мордос целит, ума-то вообще нет…

Укс зажал партнерше рот, пустоголовая трепыхалась, но десятник сказал ей в ухо:

— Заткнись. В Морском одна ты шмонда визгливая. Выдашь.

— Ладно, увлеклась, — призналась придушенная Лоуд. — Всё, за нашего красавца богов молим.

Порт замер: пришло время храмового воина. Гигант размахнулся — тысячи зрителей ждали точного прицеливания, но храбрец метнул свое оружие сразу. Донесся лязг металла — было отчетливо видно, что наконечник пробил сияющую медь щегольского щита, воин пошатнулся…

— Слово! — взревел храмовый флот.

Но ликовали захватчики рано: хиссийский герой выпрямился, доказывая, что он не ранен — пробившее щит копье ударило и почти пробило панцирь, но не смогло достать живую плоть.

Восторженно орали люди на крышах и набережной. Лоуд от визга удержалась, но крепко врезала кулаком по камню оконного проема:

— Слабак ублёвый!

Крики враз оборвались: храмовый герой, не медлил: