Российское гражданство. От империи к Советскому Союзу - Эрик Лор

Принцип, согласно которому отдельные люди могли свободно отказаться от подданства одного государства, натурализовавшись где-нибудь в другом месте, распространялся по миру медленнее и принимался с бóльшими оговорками, чем принцип свободной эмиграции. Однако в XIX веке обстоятельства начали меняться. Французская революция ввела новое правило: любой гражданин Республики, становясь натурализованным гражданином иной страны, автоматически терял французское гражданство[390]. Другие страны двигались в том же направлении гораздо медленнее, чем в случае изменения эмиграционной политики. Британия проявила неожиданное упорство, до конца 1870-х годов придерживаясь юридического принципа «вечной верности» и практики отрицания значимости несанкционированных натурализаций за границей. Соединенные Штаты, напротив, стали в XIX веке мощным сторонником принципа свободы денатурализации. Со времен революции они отстаивали перед Британией право ее граждан на отказ от британского подданства. Британская практика обращения с американцами как с лицами, обладающими статусом и обязанностями британских подданных, и, помимо прочего, их насильной вербовки на британскую военно-морскую службу стала одной из причин войны 1812 года. Как страна, все более активно участвовавшая в международной торговле, Соединенные Штаты хотели, чтобы их граждане могли свободно путешествовать за границей[391].

Учитывая эти глобальные изменения и тот важный факт, что эмиграция мало-помалу становилась повседневным явлением в Российской империи, можно было бы ожидать, что в эпоху Великих реформ Россия двинется в том же направлении. Как мы уже видели, либерализация иммиграционного законодательства и политики натурализации со всей определенностью должна была простимулировать международную торговлю и укрепить взаимодействие между Россией и миром. И действительно, великая реформа в области эмиграционной политики и денатурализации представляла собой предмет серьезной дискуссии и чуть было не стала реальностью.

Повод для первого серьезного обсуждения реформирования законов о денатурализации дали Соединенные Штаты Америки. В 1868 году эта страна убрала последние следы понятия вечной верности из своих собственных законов о денатурализации[392] и начала переписку со многими странами, в том числе и с Россией, требуя заключения двусторонних договоренностей по вопросу о натурализации и денатурализации.

Скоро стало ясно, что невозможно выполнить требования США, не отменив 325-ю статью. В результате в июне 1869 года царь Александр II отдал приказ о создании межведомственного комитета для подготовки реформы законов, касающихся утраты или отказа от российского подданства. С самого начала члены комитета согласились, что «для государства нет никакой выгоды в насильственном удержании в своем подданстве частных лиц, явно предпочитающих принадлежать к другому государству»[393]. Комитет разработал довольно радикальную реформу, в ходе которой предполагалось заменить старую 325-ю статью ограниченным, но строго определенным набором правил, которые по сути своей означали легализацию денатурализации для всех российских подданных[394].

Однако Министерство внутренних дел предприняло успешные усилия по блокированию реформы, и периодически возобновлявшиеся в последующие десятилетия попытки ввести новый закон потерпели неудачу[395]. Провалившаяся реформа закона о денатурализации спровоцировала продолжительный спор о «легализации», совпавший по времени с дебатами о легализации эмиграции в целом, но имевший свою особенную динамику внутри России и за ее пределами.

В самом общем смысле межведомственный комитет 1868 года признал сходство целей проведенной в 1860–1864 годах реформы иммиграционного законодательства и предлагавшейся реформы денатурализации. Целями реформы иммиграционной политики были увеличение российской вовлеченности в мировую экономику и стимулирование инвестиций и инноваций. Драконовские положения 325-й статьи резко ограничивали возможности возвращения эмигрантов в страну и взаимодействия с ними. Реформаторы не могли опереться на современные исследования – демонстрирующие поразительно важную роль эмигрантских диаспор как каналов, по которым в страну происхождения текут идеи, капитал, предприниматели и рабочая сила, – и, по-видимому, осознавали возможность существования таких преимуществ в значительно меньшей степени, чем возможность преимуществ иммиграции. Впоследствии, когда в 1890-е годы и позднее постоянная миграция за океан и региональная сезонная трудовая миграция стали массовым явлением, наследовавшие комитету 1868 года организации собирали подробную статистику и составляли служебные записки, в которых перечислялись потенциальные экономические выгоды от этого явления для российской экономики.

Указывая на то, что практически все эмигранты были евреями, немцами и представителями других этнических меньшинств, сторонники легализации денатурализации временами утверждали, что в интересах России будет быстро, решительно и законным образом избавиться от уз, связывающих ее с эмигрантами, то есть отменить 325-ю статью. Выдающийся юрист Николай Михайлович Коркунов откровенно заявлял, что большинство российских эмигрантов «слагается из таких элементов, удержание которых в составе русского населения ни в каком отношении не представляется желательным»[396].

Министерство иностранных дел, доказывая необходимость введения закона о денатурализации, ссылалось в очередном ежегодном докладе царю – от 1890 года – на тот факт, что другие государства регулярно высылают бродяг, преступников и рабочих, имеющих подданство другой страны, из регионов, где временно появляется проблема безработицы. Министерство заявляло, что Германия и другие страны, где есть закон о денатурализации, часто отказывают бывшим гражданам, утратившим подданство в силу постоянного проживания за рубежом на протяжении определенного числа лет, в праве въезда в страну. Поскольку в России не было закона о денатурализации, она не могла ответить тем же. Закон же позволил бы отказывать хотя бы некоторым российским подданным, которых Германия депортировала в Россию, в праве въезда в страну и дал бы дипломатам какие-то основания надавить на Германию и потребовать приостановить депортацию нежелательных элементов (поляков и евреев)[397].