Как стать леди - Фрэнсис Элиза Ходгстон Бернетт

Он резко остановился.

– Моя дорогая Мэри, – начал он, – необычность этого случая состоит для меня в его поразительной ординарности.

– Что ж, по крайней мере, такое происходит не часто. В чем банальность этого случая? Он ужасен? Он печален? Он странный? Это случай безумный или, напротив, нормальный, он связан с криминальным миром или это домашнее дело?

– Это дело строится на предположениях, но там имеется некая тайна, и в результате я, практикующий врач, чувствую себя профессиональным детективом.

– Это из тех случаев, когда тебе может понадобиться помощь?

– Это из тех случаев, когда я обязан, если потребуется, сам оказать всемерную помощь. Она такая милая женщина!

– Это хорошо, плохо или не имеет значения?

– Она настолько порядочная и добрая, что разум ее просто не воспринимает жестокости жизни, а это плохо, потому что такой разум не способен подсказать действия, направленные на самозащиту, и может принести ей много горя.

– Я правильно поняла? Она?.. – предположила миссис Уоррен.

– Ты все правильно поняла, но она замужняя дама.

– Это она так говорит!

– Нет. Она как раз ничего об этом не говорила, она просто выглядит как замужняя дама. И это – главное в деле. Я еще никогда не встречал более явных признаков респектабельной британской матримониальности.

Миссис Уоррен была заинтригована до чрезвычайности. Да, это было нечто новенькое!

– Ну, если ты говоришь, что по ней видно… Расскажи мне все, что можешь рассказать. Сядь, Гарольд, хватит бегать!

Он сел и принялся рассказывать все с самого начала.

– Меня позвали к леди, которая хотя и не жалуется на болезнь, однако явно очень устала от поездки и, как мне показалось, испытывает крайнее беспокойство и волнение, хотя старается этого и не показывать. Она приняла меня в третьесортных меблированных комнатах на третьесортной улице. Судя по обстановке, дом был спешно обустроен в нечто пригодное для жилья, видно, что денег потрачено немало, но времени на то, чтобы все привести в порядок, не хватило. Я раньше сталкивался с такими ситуациями, и перед тем, как зайти в гостиную моей пациентки, уже предполагал, кого я увижу. Как правило, это либо девушка или очень молодая женщина, хорошенькая, утонченная и испуганная, либо хорошенькая, но вульгарная, напускающая на себя вид опытной светской львицы, но все равно испуганная. Однако та, которую я увидел, была совершенно не похожа на портрет, который я заранее себе нарисовал.

– Не молодая и не хорошенькая?

– Около тридцати пяти – тридцати шести лет. Свежая, хорошо сложенная женщина со взглядом наивным, как у шестилетней девочки. Ничего не объясняя, слегка беспокоится о своем здоровье, при этом демонстрирует самые лучшие манеры. Трогательная вера в мои советы и самое серьезное стремление выполнять все мои рекомендации. Мы поговорили десять минут – и в моем характере открылись неведомые мне романтические черты. Я мысленно поклялся ей в верности.

– Она говорила, что ее муж куда-то уехал?

– Это-то меня больше всего и поразило: ей даже в голову не пришло, что следовало как-то объяснить отсутствие мужа. Ей же не надо было ничего говорить о матери или о дядюшке, так почему она должна что-то объяснять по поводу мужа? Такое ее отношение к вопросу было каким-то образом понятно. Ей нужно было, чтобы о ней позаботился врач, о чем она мне и сообщила, при этом с таким видом, как если бы она была дружелюбным, милым, отнюдь не надменным членом королевской семьи.

– То есть она настолько респектабельна?

– Ее будто вынули из викторианской эпохи, дорогая Мэри. Эдакий чистый, здоровый викторианский ангел.

– Но все это как-то не согласуется с тем, что она явно прячется в этих меблированных комнатах, – задумчиво произнесла миссис Уоррен.

– Есть еще один несообразный момент. Его я приберег напоследок. Именно из-за него эта история попадает в разряд Необычных Дел. Уверяю – очень драматичный момент.

– И какой же? – миссис Уоррен маялась от нетерпения.

– К какому выводу может прийти человек, увидев на столике перед ней письмо с неким весьма внушительным гербом на штемпеле? Я глянул только мельком, разглядывать и даже посмотреть второй раз было бы неудобно, так что я ничего не узнал. И еще, поскольку меня ввели к ней для нее неожиданно, я застал ее врасплох и увидел, что она целовала кольцо на пальце. Вот его я не мог потом не разглядеть. Моя дорогая Мэри, это был рубин, такого размера и цвета, как будто из «Тысячи и одной ночи».

Миссис Уоррен принялась рассуждать в свойственной ей манере.

– Нет, – объявила она, – все тобой рассказанное вряд ли приводит к каким-либо респектабельным выводам. Она была гувернанткой или компаньонкой в каком-то очень знатном семействе. Вполне возможно, она и сама благородного происхождения. И то, что с ней случилось, для нее в десять раз скандальнее, чем если бы она была простой девушкой. К тому же ее гнетет сознание, что и друзья, и враги считают, что у нее нет даже такой отговорки, как юность и неопытность.

– Да, такое было бы возможно, – охотно согласился он. – Было бы – если б она хоть в малейшей степени по этому поводу переживала. А она вовсе не несчастлива – не более несчастлива, чем ты и я. Она обеспокоена и, клянусь, лишь по одному поводу. Знаешь, после чего я стал ее преданным рыцарем? После того, как она мне заявила: «Мне необходимо быть в полной безопасности – до того, как придет срок. Что будет со мной – не важно. Я все перенесу и все сделаю. Важно только одно. Обещаю, я буду очень хорошим пациентом». Тут у нее на глазах выступили слезы, и она твердо сжала губы, чтобы не расплакаться.

– Очень необычное поведение, – заметила миссис Уоррен.

– Совершенно верно. Я таких еще не встречал, – согласился ее муж.

– Может, она верит, что этот мужчина все-таки на ней женится?

Доктор Уоррен невероятно удивил миссис Уоррен, потому что вдруг расхохотался.

– Моя дорогая супруга, если бы ты только ее видела! Меня сейчас смешит несообразность того, что мы говорим. При всем ее рубине, и гербе, и этих меблированных комнатах она – сама безупречность! Ей даже в голову не приходит, что в ней могут усомниться. Пятнадцать лет замужней жизни в Южном Кенсингтоне[10], три дочери в классной комнате и четверо сыновей в Итоне и то не могли бы выкристаллизоваться во что-то более безукоризненно прозрачное и чистое. А ты говоришь «может, она верит, что этот мужчина все-таки на ней женится». Что бы там ни происходило, я абсолютно уверен, что такой вопрос ей и в голову бы прийти не мог!

– Итак, я поклялся ей в верности, – завершил свой рассказ доктор Уоррен, – и позже она мне, конечно, расскажет больше, – он кивнул с уверенным видом. – Да, она посчитает необходимым рассказать мне больше.