Колдовской час - Хлоя Нейл

уже ничего не поделаешь, как нельзя избежать и риска.

Чудовище забрало жизнь Карли. Здесь, в одиночку в лесу, для нее это был единственный реальный шанс снова жить.

Она еле шевелилась, пока я пила, не приходя в сознание и будучи недостаточно сильной, чтобы сопротивляться. И я подумала, что так будет лучше. Она видела и пережила достаточно ужаса за эту ночь. Не было смысла увеличивать то бремя, которое она уже несла.

Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы напиться, мое тело было голодным и истощенным после сражения. Она была безвольной куклой у меня на руках, кожа прозрачная, щеки впалые, темные полумесяцы теней под глазами.

— Прости, — снова сказала я. Наполненная кровью и силой, не обращая внимания на боль, я вонзила клыки в собственное запястье, и кровь хлынула двумя темными струйками. Я поднесла к ней окровавленное запястье, позволив каплям упасть на ее губы, и стала ждать.

Но она все еще была как камень, алебастровая копия женщины, которую я встретила у Джорджии. Женщины, которая напала на чудовище с палкой, чтобы спасти меня.

— Ну же, Карли, — произнесла я и капнула еще несколько капель на ее губы, контраст между яркой кровью и бледными губами был таким очевидным, таким ужасающим.

Еще с минуту ничего не происходило. Ни движения, ни звука, ни попытки принять кровь, которую я предложила. Меня, подобно одеялу, накрыло отчаяние. Из-за возможности того, что я не спасла ее, а ускорила ее смерть.

А потом ее губы приоткрылись, и она слизнула кровь. Надежда воспарила, и я снова протянула запястье.

Ее глаза распахнулись и уставились на меня. Она впилась пальцами с окровавленными ногтями в мою руку, прижала ее ко рту и начала пить. Ощущение было странным — не плохим, не хорошим — но странным. Мою собственную силу, жизненную силу, брали, использовали, чтобы завершить трансформацию. И буквально всасывали.

— Ой, — произнесла я, когда ее зубы начали заостряться и впиваться в мою кожу, но я была рада боли. Это было наказание и лишь небольшая цена за тот хаос, который я принесу в ее жизнь.

Поднялась магия, холодная, но животворящая, поскольку она приступила к первым этапам своей работы — чинить то, что было сломано. Свободной рукой я отодвинула куртку, которой зажимала ее рану, наблюдая, как неровные края срастаются, пока кожа снова не стала целой. Все еще болезненно-серой, но целой.

Она больше никогда не увидит солнца, но будет быстро исцеляться. Если, конечно, переживет остальное.

Послышались шаги, движение среди деревьев, и я обхватила ее свободной рукой, защищая, взгляд метался от дерева к дереву в поисках угрозы.

На поляну вышел Коннор в грязных джинсах и ботинках, его рубашка была свернута и заткнута за пояс. Должно быть, он подобрал свою одежду, пока искал нас. Его торс был в крови, по рукам и животу тянулись следы укусов и порезы.

Сначала на его лице отразилось облегчение — благодарность за то, что я жива. А потом он присмотрелся и увидел Карли, мою руку, ее губы на моем запястье.

Его рот открылся, но он ничего не сказал, просто смотрел на нас, пока, как я догадалась, не понял, что видит. Я знала, что это был шок. Ужасно, наверное, видеть у меня на руках окровавленную девушку, которую он считал младшей сестрой.

И смотреть, как она пьет.

Но время утекало, так что сейчас было не до этого. Так что мне пришлось добавить досаду к ранам и надеяться, что мы найдем выход из сложившейся ситуации. Потому что, хоть я и понимала процесс, но Мастером не была, а Карли заслуживала большего, чем моя неопытность.

К счастью, теперь я знакома с вампиром, Мастером, врачом. Я нуждалась в его помощи и надеялась, что он готов ее оказать.

— Мне нужен Ронан, — сказала я Коннору. И понадеялась, что он увидел в моих глазах извинение.

* * *

Мы подождали, пока она перестанет пить, что заняло всего минуту. Она оторвалась от моей руки и безвольно упала; Коннор подхватил ее на руки и двинулся в лес.

То, что он не позволил мне ее нести, несмотря на то, что я подпиталась и исцелилась, а он все еще был ранен, ударило стрелой мне в сердце. Как будто он не верил, что я не причиню ей еще большего вреда.

Он ничего не говорил, и тишина между нами, казалось, растягивалась и усиливалась.

«Она выживет», — сказала я себе. Вот что имело значение — что разрушения, которые сеял клан, не обрушатся еще на одну жертву. И если мы с Коннором — связь, которая образовалась между нами — этого не переживем, то мне придется с этим смириться. Но это не остановило ни трепета моего сердца, ни боли, пронзившей его.

* * *

Коннору не нужна была тропинка, чтобы найти обратную дорогу на курорт, и мы вернулись за десять минут. Оборотни были повсюду. Они нервничали, ждали, смотрели на столб дыма или ухаживали за ранеными оборотнями, которые, прихрамывая, возвращались с поля боя.

Кэш и Эверетт демонстративно отсутствовали.

Послышались вздохи, когда Коннор прошел мимо, не обращая на них внимания, и занес девушку в хижину Джорджии.

— Позови Ронана, — сказал он Джорджии.

Теперь его голос полностью соответствовал альфе и не терпел возражений. И Джорджия ничего не сказала, по крайней мере вслух. Но мрачного взгляда ее глаз, когда она посмотрела на Карли, а затем перевела на меня, было более чем достаточно.

Коннор положил девушку на диван. Желание защитить — резкий рывок, которого я не ожидала — притянуло меня обратно к ней. Я опустилась на колени перед диваном и потерла лицо руками.

— Сколько времени это займет? — спросил он.

Я открыла глаза и посмотрела на него, увидев боль и беспокойство, написанные на его лице, и возненавидела, что это из-за меня.

— Если ты имеешь в виду трансформацию, то три дня.

При условии, что она не умрет в процессе, но я не могла заставить себя сказать это вслух. Я должна была верить, что это сработает.

Я прочистила горло, стараясь протолкнуться через узел эмоций, пытавшихся меня задушить.

— Ты сказал, что она живет с бабушкой. Может, тебе стоит проверить ее, если уже этого не сделал. Дать ей знать, что Карли… жива.

Вернулась Джорджия.

— Ронан уже едет. Он недалеко отсюда. — Она посмотрела на меня. — Что произошло?

— На ферме Стоунов была вечеринка, — сказала я. — По ту сторону леса. Мы сидели у костра и услышали крики. Мы все побежали