Сделаем Испанию снова великой! - Weirdlock

трудно, ведь все без исключения фаворитки Артёма — это женщины, готовые сделать что угодно для Артёма. Даже если речь идёт о том, чтобы заняться воспитанием детей Артёма от других женщин. Вообще, у Артёма довольно странный вкус в женщинах, как можно было заметить. И Марианна, следует заметить, в этом плане скорее исключение, чем правило. Впрочем, мы вновь отвлеклись. Давайте же продолжим.

— Точно, ты же у нас, без сомнения, самый богатый человек в Европе. Тебе же, как частному лицу, в одной лишь Испании принадлежат тысячи предприятий. Сколько у тебя предприятий за границей — и вовсе не счесть! — собственно, да. Артём просто до нелепого богат. Даже если лишить Артёма всех владений, которыми он распоряжается на правах монарха, он всё ещё останется настолько богатым, как частное лицо, что на его фоне многие европейские монархи будут выглядеть просто жалко.

— Я выступаю конечным бенефициаром более чем тысячи предприятий за границей. Я владею винодельнями в Тоскане, Пьемонте, Тироле, Сицилии, Умбрии, Апулии, Бургундии, Бордо, Токае, Браганса и других регионах. Владею издательствами во Франции, Португалии, Австрии, Пруссии, Швеции, Нидерландах, Великобритании и многих других странах. Моя империя простирается от турецких кофеен в Вене до рыболовных хозяйств Ньюфаундленда. Так что да, мне хватит средств, чтобы обеспечить моих детей всем необходимым, — разумеется, это не хорошо. Артём, конечно, на порядки лучше большинства капиталистов своего времени, но он всё ещё капиталист. Методы его, понятное дело, часто бывают весьма неприглядны. Одно лишь нас успокаивает — империя Артёма ориентируется строго на высший класс. Все его товары — роскошь. Должны признать — отменная роскошь. Более того, отменная роскошь, разоряющая высший свет. Можно сказать, что его империя состоит, по большей части, из люксовых брендов. Ими, впрочем, его империя не ограничивается, ибо, как говорится, диверсификация активов крайне важна. Хотя тут, по идее, следует говорить о диверсификации целевого покупателя.

— Да-да-да, разумеется. Ты хоть раз сможешь себя удержать от перечисления всех своих буржуазных титулов? — насколько справедлив был протест Марианны перед очередными потугами Артёма покичиться своим монструозным богатством….

— Перед тобой? Естественно, нет. Я не для того ломал хребет сотням конкурентов, не для того ломал судьбы тысячам. Я не для того наносил весь причинённый моим аморальным капиталистическим поведением ущерб, чтобы не иметь возможности показать результат моих усилий хотя бы своей собственной жене, — настолько же жёстким был протест Артёма против очередной попытки лишить его возможности лишний раз покичиться собственным богатством.

Действительно, Артёму никогда нельзя было отказать в наглости. Впрочем, он хотя бы честен в этом перед собой и своей женой. Многие очень богатые люди, бывшие ему современниками в его прошлой жизни, были готовы на всё, чтобы оправдать себя и своё богатство.

И банальное отрицание собственных аморальных поступков на пути к успеху — ещё самое мягкое и честное из того, что было сделано ими для оправдания себя как в чужих, так и в собственных глазах.

Обладатели самых извращённых умов специально для этих целей создали целую этическую систему, нацеленную на «наиболее эффективное» употребление собственных средств на «благо человечества».

Так называемый «эффективный» альтруизм, плюющий, как бы иронично это ни звучало, на самую основу альтруизма, и благотворительности в частности.

Впрочем, не то чтобы они были первыми в своих попытках придумать изощрённое оправдание себе и своему богатству. У них были вполне яркие примеры из истории — взять тех же апологетов пуританской трудовой этики в контексте кальвинистских учений.

Объявить толстосумов избранными самим Богом людьми, так как у них весьма и весьма тугой кошелёк, тугость которого они должны всячески увеличивать, ибо это единственное угодное Богу дело для них — моё почтение!

Придумать настолько чудовищное по своей природе моральное оправдание для капитализма — это действительно надо уметь. Впрочем, не то чтобы другого можно было ожидать от тех, кого в плохой судьбе обвинить, как правило, проблематично.

Сам Жан Кальвин, родоначальник учения, к примеру — выходец из довольно обеспеченной семьи. Мать — дочь хозяина гостиницы. Отец — очень успешный адвокат, секретарь епископа Нуайона, поверенный кафедрального капитула и фискальный прокурор.

Причём отец Кальвина был в очень хороших отношениях с весьма влиятельными семьями Нуайона. Как вы понимаете, отец Жана Кальвина занимал весьма видное положение.

Учился Жан Кальвин тоже не абы где. Второй из трёх сыновей, он получил образование в одном из старейших университетов Европы — в Парижском университете.

Жан Кальвин обучался под патронажем очень влиятельной семьи в Парижском университете, на факультете искусств. Сначала в Колледже ла Марше (College de la Marche; в честь основателя — Гийома де ла Марше), где он учился у одного из лучших преподавателей латыни того времени, Матюрена Кордье.

После этого он обучался в Колледже Монтегю (College de Montaigu; в честь основателя — Жиля I Айселина де Монтегю). Там же, где в своё время учились Эразм Роттердамский и Игнатий де Лойола, на минуточку.

Да, его обучение здесь было прервана отцом Жана, но альтернативу ему подобрали не хуже — Орлеанский университет. Именно здесь Жан обучался праву.

Орлеанский университет, на минуточку, третий по старшинству университет во Франции и один из старейших в Европе. Он пользовался весьма внушительным престижем, и для изучения права сюда стекались студенты со всей Европы.

Через пару лет, впрочем, он снова сменит место получения образования. Вновь, его новое место получения образования будет ничем не хуже предыдущего.

Даже больше — оно будет лучше. В Буржском университете он будет учиться праву у самого Андреа Альчато, одного из самых видных преподавателей права того времени и одного из основателей юридического гуманизма. Собственно, именно ради него Жан и сменил университет.

Уже к этому моменту вполне понятно, что Жана трудно обвинить в плохой судьбе. Даже больше — в этой жизни он вытащил счастливый билет. Он родился в очень даже обеспеченной семье. Уже к 12 годам он привлёк внимание епископа Нуайона.

Жан учился в одних из лучших учебных заведений Европы, у одних из лучших преподавателей того времени, да ещё и под патронажем весьма влиятельной семьи. Со стороны может сложиться ощущение, будто бы он реально был избран Богом ещё в самой юности. И, знаете, мы были бы очень удивлены, если бы человек с подобной судьбой презирал, извините за каламбур, судьбу.

Впрочем, мы вновь слишком далеко ушли от темы — снова растеклись мыслью по всей странице. Возвращаясь к теме, да, Артёма был хотя бы честен в том, что он капиталист, и что методы его были далеко не моральны. Печально то, что,