Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Роберт ничем не смог утешить меня, но, по правде говоря, это я должна была его утешать. Однако я не нашла в себе сил осушить его слезы и снова не выполнила свой супружеский долг. А ведь это он только что потерял любимого брата, а не я! Он оттолкнул меня, стал яростно расхаживать вокруг кровати, выкрикивая оскорбления в мой адрес, тряс меня и давал пощечины, приказывая взять себя в руки. Но слезы и горе всего мира не могли вернуть к жизни ни Гилфорда, ни Джейн, равно как не могли они уберечь и самого Роберта, который должен был разделить их участь, стоило лишь королеве Марии этого захотеть.

Позднее, когда ему надоело приводить меня в чувство, он отвернулся от меня и отошел к окну. Немного успокоившись, я последовала за ним, обняла и прижалась саднящей щекой к его спине.

– Ты все еще жалеешь, что твоя судьба досталась Гилфорду? Что не ты женился на Джейн? – спросила я.

– Дура! – Роберт резко развернулся ко мне лицом и оттолкнул меня с такой силой, что я рухнула на каменный пол. – Будь на его месте я, эта история закончилась бы совсем по-другому! Они оба были малодушными глупцами, он – из-за своего тщеславия, а она – из-за дурацких книжек. Они неспособны были править страной, так что их падение было неизбежным. Ни у кого из них не было и малой толики моей доблести и силы! Это я был рожден, чтобы стать королем, такова предначертанная мне судьба!

Он снова повернулся ко мне спиной, и я, понимая, что лучше не провоцировать мужа, оставила его наедине со своими мыслями. И едва ли я искренне скорбела по Гилфорду, сгоревшему, как свечка, в пламени собственного честолюбия.

Во второй раз я увидела Елизавету Тюдор, когда спешила навестить мужа с особенным подарком – мешочком грецких орехов, которые, как мне казалось, должны были скрасить его пребывание в мрачной темнице. Рыжеволосая принцесса стала пленницей собственной сестры, обвиненная в тайном сговоре с протестантскими мятежниками, стремившимися лишить королеву короны. Она стояла на крепостной стене, ее развевающийся черный плащ был похож на крылья воронов, круживших над ней, а огненные волосы безжалостно трепал ветер. Принцесса стояла, неподвижная, словно статуя, и смотрела прямо на меня. Ее лицо походило на загадочную белую маску, высеченную из мрамора. Я задрожала, и по моей спине, как говорят у нас в деревне, побежали мурашки, но все же я взяла себя в руки, склонила голову и продолжила свой путь.

Вспоминая тот день, я понимаю теперь, что, должно быть, именно тогда и начался их роман – узники Тауэра, они жили в постоянном страхе, и каждый день, каждый из виденных ими закатов и рассветов мог стать последним. Когда знаешь, что сама смерть дышит тебе в спину, хочется вдохнуть жизнь полной грудью, зачерпнуть полную пригоршню из ее вод и насладиться всеми ее радостями и удовольствиями. Теперь-то я это понимаю, хотя и осознала эту простую истину слишком поздно, чтобы вкусить плодов счастья.

Когда я пришла, разъяренный Роберт ходил кругами по камере. Я чувствовала исходящие от него гнев и злобу – внутри него будто бушевала огненная буря. Он был похож на дикого зверя, запертого в клетке. Я так боялась, что он сейчас зарычит и набросится на меня, что, если бы увидела его до того, как тюремщик отпер дверь и сообщил узнику о моем визите, тихонько развернулась бы и на цыпочках выскользнула из Тауэра. Того, что случилось дальше, следовало ожидать – Роберт швырнул мешочек с орехами об стену. Затем он схватил подставочку для ног и отправил ее вслед за орехами с такой силой, что она разлетелась на части. Я закрыла ладонями лицо, чтобы уберечься от полетевших в мою сторону щепок. Я очень сильно любила своего мужа, но в такие моменты мне становилось страшно.

– Мои отец и брат мертвы, а ты приносишь мне орехи! – прокричал он, раздосадованно сплюнув на пол. – Орехи!

Я попятилась к двери, едва поборов в себе желание снова спрятать лицо в ладонях. Не знаю, собирался ли он меня ударить, но и наводить мужа на эту мысль мне не хотелось, а в тот момент я была уверена, что, закрывшись от Роберта, лишь спровоцирую его на грубость.

Я робко поведала ему о том, что написала письмо королеве Марии, в котором попросила ее аудиенции, чтобы, представ перед ней, на коленях вымолить для него прощение.

– Проклятие на твою голову, Эми! – зарычал Роберт, хватив кулаком об стену, резко развернулся и бросился ко мне.

Он метался туда-сюда, как раненый зверь, запустив пятерню в свою густую шевелюру, и буквально рвал на себе волосы, а на костяшках его пальцев показалась кровь. Вдруг мой супруг резко развернулся и толкнул письменный стол так, что тот опрокинулся.

– Зачем ты лезешь в мои дела? Возвращайся в свою деревню, предоставь решать серьезные вопросы моей матери. Ты скажешь, как всегда, что-то не то и тем самым обречешь меня на верную смерть! А моя мать знает, как вести дела при дворе! Твоя же святая простота принесет мне погибель!

– Как пожелаешь! – обиженно воскликнула я, захлебываясь рыданиями, отвернулась от него, хотя скрывать слезы и не было смысла, и бросилась прочь из камеры.

Я проплакала всю дорогу до дома своих родичей в Камберуэлле. Слезы лились ручьем, ввиду расстройства я заплатила извозчику намного больше положенного, так что по приезде лицо его расплылось в довольной улыбке, он уважительно снял заляпанную грязью шляпу с пером и застыл в почтительном поклоне, словно я была самой королевой Англии.

Не видя ничего от слез, я помогла Пирто собрать вещи, кое-как побросав их в дорожные сундуки, совершенно не заботясь о том, что мои наряды могут помяться или что-то сломается. На следующее же утро, с первыми лучами солнца мы собрались уезжать. Я поднялась ни свет ни заря и мерила шагами дворик перед домом, с нетерпением ожидая восхода солнца, чтобы мы могли наконец отправиться домой, в Стэнфилд-холл. Я осознавала, что просто сбегаю из Лондона, и со стороны это наверняка выглядит, как будто я бросила мужа на растерзание палачей, но мне было плевать – он не желал меня видеть, а чувствуя себя нежеланной, оставаться здесь я не собиралась.

Мне так сильно хотелось помочь своему мужу, спасти ему жизнь, сделать для этого все возможное, а он не счел меня достойной встречи с королевой. Думал, что я скажу ей какую-нибудь нелепость и тем самым обреку его на погибель! Да как ему вообще в голову пришло, что я могу ему навредить? Королева тоже женщина и о любви знает не понаслышке – если верить слухам, новая королева Англии была ослеплена страстью к одному испанскому принцу. Не сомневаюсь, она бы поняла меня, если бы я, упав перед ней на колени, молила о помиловании своего мужа. Но хоть супруг мой и был заперт в темнице и не мог встать у меня на пути, я струсила и не осмелилась ему перечить, а потому с позором сбежала, поджав хвост, словно побитая собака, предоставив более благоразумной свекрови решать судьбу ее сына.

Эми Робсарт Дадли Стэнфилд-холл близ Ваймондхэма, графство Норфолк и поместье Сайдерстоун, графство Норфолк, ноябрь 1554 – ноябрь 1558 года

Отец Роберта и его брат Гилфорд сложили головы на плахе, самый младший брат Генри погиб от взрыва пушечного ядра при осаде Сен-Кантен в Кале, Джон скончался в тюрьме от лихорадки, которая унесла жизнь и их матери, встретившей своей конец с улыбкой на устах, будучи уверенной в том, что ей удалось добиться помилования для оставшихся в живых сыновей. Роберт был вынужден сам решать свою участь – и, позабыв о гордыне, он сменил стяги, словно заморская ящерица, меняющая цвет шкурки, чтобы приспособиться к новым условиям, приполз на коленях к трону королевы Марии и заслужил ее милость.