Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном - Диана Сеттерфилд

– Вы говорите, это была просто беседа? Вы не собирались обсуждать деловые вопросы?

– Нет! Нет! Мы с ним встретились совершенно случайно.

– И он не выдвигал никаких условий? Не просил вас что-нибудь подписать?

Беллмен покачал головой.

– То есть его претензии ничем не подкреплены, я правильно понял?

– По-вашему, ничем?

– Ну конечно же! Высказывать идеи – это одно, а воплощать их на практике – совсем другое. Он впоследствии вам как-то помогал?

– Нет. Я с тех пор его не видел.

– Значит, нет и проблемы. Ваш адвокат в суде поднимет его на смех. Кто докажет, что это не ваша собственная идея? К тому времени вы уже были успешным бизнесменом, заключали контракты, расширяли производство. И в этот проект вы вложили массу времени и сил.

Беллмен скривил лицо:

– Однако идея принадлежала ему…

– Идеи! Да у меня их появляется по сотне штук в день, только все эти идеи гроша ломаного не стоят, пока кто-нибудь в них реально не вложится. – Тут его посетила новая мысль. – Ваш разговор проходил при свидетелях?

– Ни души, кроме нас двоих.

– Раз так, можете о нем забыть. А если он появится с протянутой рукой, угостите его вкусным обедом в ресторане, подарите бутылку доброго бренди или пошлите его ко всем чертям – в зависимости от того, как он себя поведет. Если он пригрозит подать на вас в суд, пусть подает. Что помешает вам отрицать сам факт той давней беседы?

Беллмен казался наполовину убежденным.

– Однако теперь об этой беседе известно и вам.

Фокс подмигнул ему заговорщицки:

– О чем это вы? За последние минут десять я не услышал от вас ни слова.

По возвращении на Риджент-стрит, когда дверь экипажа распахнулась навстречу обычному строительному шуму, Беллмен заметно приободрился. Он спрыгнул на землю со своей обычной живостью и соединил ладони в громком, энергичном хлопке.

– Итак. Сколько столяров сегодня на площадке? Двадцать? Пойдем взглянем, как они управляются с красным деревом.

«Ну вот, – подумал Фокс, – он уже и забыл об этом. Переключился на другое».

Той же ночью, в четвертом часу, соединительный союз «и» клещами сомкнулся на горле Беллмена, перекрыв ему дыхание. Он пробудился в спальне своей лондонской квартиры, беспомощно хватая ртом воздух; сердце трепыхалось из последних сил, словно настал его смертный час.

«Пошли его ко всем чертям… Отрицай сам факт той беседы…»

Боже правый, да неужто он и впрямь позволил себе такие мысли? Что, если до Блэка дойдет слух о подобных разговорах? Что, если он узнает о намерении Беллмена положить конец их партнерству?

Но в чем именно заключалось это партнерство? Блэк был с ним заодно, не так ли? Иначе он подкинул бы идею кому-нибудь другому. В ту ночь на кладбище они пришли к обоюдному согласию, в этом Беллмен не сомневался. Ему досталась роль активного партнера – он общался с людьми, писал письма, проводил собрания, находил подрядчиков, вел переговоры, платил по счетам. В дальнейшем ему предстояло еще нанимать продавцов, клерков, кладовщиков и работниц швейного ателье, встречаться с компаньонами, организовывать работу и осуществлять повседневное руководство.

А Блэк был – как бы это назвать? Блэк практически не сделал ничего, в этом Фокс был прав. И деньги в проект он не вкладывал. Его, похоже, вполне устраивало то, что всю работу взял на себя Беллмен. Рассуждая объективно, следовало признать, что Блэк не играл в этом предприятии никакой роли, если не считать поданной им идеи – и чертовски хорошей идеи. Недаром же солидные дельцы без колебаний вошли в долю. Недаром банк без промедлений выделил крупную ссуду.

Он нахмурился. Память упорно отказывалась возвращаться к подробностям той ночи, но даже по обрывкам воспоминаний Беллмен мог заключить, что Блэк не из тех людей, от которых можно отделаться, подарив бутылку виски. При попытке вообразить эту картину – «Ты оказал мне большую услугу, дружище! Вот, прими эту бутылку в знак моей благодарности!» – Беллмену стало нехорошо. Что касается суда, который наверняка отвергнет претензии Блэка… Он представил себе пронзительный взгляд Блэка, устремленный на него во время судебного заседания. Этот взгляд проник сквозь время и пространство, сквозь стены дома, в котором он спал, и безжалостно пригвоздил Беллмена к постели. В ту самую ночь Блэк казался приветливым и благожелательным, однако не преминул исподволь намекнуть на свое могущество. Была ли в том намеке угроза?

Но чего же хотел Блэк?

Беллмен выбрался из постели. Решено: он сей же час составит договор. И когда бы ни появился этот субъект – а появится он непременно, – Беллмен сможет преспокойно извлечь из ящика стола документ со словами: «Куда же ты запропастился, старина Блэк? Ну да лучше поздно, чем никогда, не так ли? Эта бумага давно ждет только твоей подписи. Я сделал тебя богатым человеком». Да, именно так он и поступит.

В ночной рубашке он уселся за стол и начал писать. Это был стандартный договор, и Беллмен за последнее время основательно набил руку на таких документах. Он оставит пропуск в нужном месте, чтобы потом вписать точную сумму процентов, причитающихся Блэку; а сейчас важнее было четко и недвусмысленно изложить основные условия.

Но по какой-то причине после вступительных строк он запнулся, неудовлетворенный написанным. На бумаге слова выглядели какими-то вялыми, не относящимися к делу. Им явно не хватало убедительности.

Наверное, лучше поручить это юристу…

Он подумал о том, как будет излагать обстоятельства этого дела ушлому законнику, и засомневался. Что и говорить, ситуация была необычной. Рассказывая об этом Фоксу, он мог опустить некоторые детали, мог ограничиться общими фразами, без пояснений, если не желал их давать. Но с законниками такие вещи не проходят. Придется рассказать все, и при этом – Беллмен поежился, – при этом у него самого будет глупейший вид.

Он еще раз перечитал написанное, затем порвал бумагу и выбросил ее в корзину. Надо будет найти другие слова, сформулировать это весомее и точнее. Он займется этим завтра, на свежую голову.

Уже более года около сотни людей трудилось над созданием этого каменного монстра, чей гигантский скелет все выше поднимался над поверхностью земли. Стекольщики, бережно ворочая прозрачные листы, заделывали зияющие глазницы его окон. А вдоль его хребта и ребер пролегали артерии, по которым будет перемещаться кровь всего предприятия: деньги. К рабочему месту каждого продавца подводилась труба пневмопочты. Деньги, полученные от клиента, продавец будет класть в специальную капсулу, вставляемую в трубу пневматической системы, которая мигом доставит платеж в бухгалтерию – сердце всего организма, – где кассир выпишет квитанцию, и та аналогичным путем вернется к продавцу. А тем временем персонал в торговом зале сможет, не отвлекаясь, выражать свои соболезнования клиентам, каковое занятие, по мнению Беллмена, было бы плохо совместимо с пересчетом монет на виду у скорбящих. Еще одна разветвленная сеть трубопроводов снабжала газом лампы, все это освещавшие. А поверх костей и артерий столяры прилаживали кожу чудовища: стенные панели из красного дерева.