О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 2 - Мацей Стрыйковский

по шесть грошей с саней побор на солдат уступили, что послы Малой Польши запретили, отвечая, что им шляхтa никаких полномочий не дала обязанностей никаких на свои свободы принимать. Потому второй сейм на этом же месте созвано, на шестой [329v] день декабря, где, когда по воле королевской и сената коронного, двадцать господ передовых, которые бы о Речи Посполитой советовались и решали, были избраны. Еще король позже из-за выступлений шляхты, в глаза правду бросающей, поправить [положение дел] обещал, и по двенадцать грошей поборов с саней те уступили и пошлины со всех на год установлены были с купцов, кто прибылью занимался. А от духовных и рыцарских сословий восьмая часть доходов на солдат прусских обещана была королю.

С этого же сейма Якуб Сененский, приходской ксендз гнезненский, к папе Пию Второму, Энеасу Сильвиусу, до этого упомянутому, был послан, дабы ему всего хорошего пожелал, и о послушании короля говорил. Там же упросил отпущение от клятвы пруссaков, которые были в подданство притянуты. Просил тоже от имени королевского, дабы крестоносцы прусские были перенесены на остров Тенедос к Греции против турок, так как здесь уже после них мало было [пользы] между Литвой и Польшей и другими христианами, которые вопреки присяге своей и обязанностей Ордена своего регулярно войны из-за надменности своей вели. А Магомет, цезарь турецкий, взяв Константинополь, всю Грецию суровой войной в то время тревожил и Коринф, город славнейший, добыл, [330], а также островами Лемнум и Митылены, овладел. Еще на Пелопонес и другой, Эйбейский, остров наезжали. Но в этом папа более немцам, чем полякам, желал и посол королевский ничего не упросил и крестоносцам тоже оттуда не хотелось – трудно волками пахать.

В это тоже время крестоносцы вопреки соглашению о мире тогдашнему пассенгаймских горожан наговаривали, дабы от короля к ним передались. Когда об этом горожане объявили Михалу Сромотному, старосте и ротмастеру своему, назначенному королем, то зашли хитро на крестоносцев. Говорили, чтобы те на оборону против поляков солдат своих немецких послали, обещая им город предоставить. Послал им тогда мастер прусский 500 конных со множеством кнехтов пеших. И наши, зная об этом и приготовившись с горожанами вооружено, другим говорили перед городом встать и, триста их конных в город впустив, ворота оным заперли. Там всех сразу же до одного убили, а другие, увидев хитрость, удрали.

В этом же 1460, дня 27дека бря королева Елизавета Янa Альбрихтa, третьего сынa, Казимиру родила.

О сейме петрковском в Бресте в году Христовом 1460

Король Казимир, на Русь из Польши выехав, отправил послы к Эсигерею, перекопскому царю, и к Стефану [330v] волошскому воеводе, прося о помощи против крестоносцев. Ему эту помощь оба охотно обещали и король, объехав русские земли, созвал сейм в Бресте Литовском, на котором с господами литовскими нужды и дела Великого княжества составлял и замыслы их упрашивал, и отвел от развязывания войны против поляков, когда Подолье мощью хотели у них отбирать, особенно когда те прусской войной и чешской, как думали, заняты были. Потом в Сендомир отъехал, где сеймовал с поляками о войне прусской, и сразу же на другой сейм с этим делом в Ленчицу ехали. Еще Мальборский город в это время полякам, под которым четыре месяца лежали, к замку примкнул.

Еще Квизынь и Вармия, эти города Мариенврдер и Фраумберг немцы зовут, польские солдаты в ночь взяли, где так обогатились, что из добычи на каждого двести злотых пришлось.

О сейме виленском и о повторном требовании князя Семена Олельковича на Великое княжество Литовское в году 1461

Король Казимир с сейма в Бресте Куявском через Радом в Литву на пасху приехал, где господам литовским сейм в Вильне созвал, которые от него усиленно хотели, дабы с ними либо сам сейчас жил в Литве, [331] либо чтобы им на Великое княжество Литовское, жмудское и русское князя Семена Олельковича киевского поставил, как собственного наследника, от великих кязей литовских идущего. Но король это их желание упросил и на другое время отложил, прося, дабы имели терпение, пока бы войну прусскую окончил или успокоил. Выехал потом король из Вильна в Сендомир на сейм и оттуда дорвался до Кракова, потом сразу же двигался в Иновроцлав, где всей шляхте на прусскую войну говорил ехать.

Наши солдаты, собравшись с горожанами эльбинскими и со шленским чехом, вождем, или гетманом своим, переправились через Габум[221], озеро, в самбийскую землю, которую вширь и вдоль огнем и мечом завоевали и добычу большую взяли, особенно из-за того, что вторглись вероломно в эти страны, которые из-за отдаленности от неприятелей поляков не ожидали войны.

В это тоже время королева Елизавета Казимиру четвертого сына родила[222] Александра, в году 1461, августа пятого дня. До этого же времени в несколько дней месяца июля, Андрей, граф из Тенчина[223], древнего дома в Польше, и великого и благородного призвания, ударил оружейника Климунта[224] в Кракове, за то, что ему оружие не быстро изготовил. Тот от нападения закричал и много людей разбудил. Консулы [331v] к королеве Елизавете шли жаловаться на замок в отсутствие короля, которая до послезавтра приказала обеим сторонам соблюдать спокойствие. Прежде чем консулы вышли из замка, народ, закрыв ворота, в набат звонил, и много вооруженного люда пришло. Тенчинский мог бы убежать на замок, по приказу королевы Елизаветы, прежде чем бунт начался, но ему показалось делом позорным уступать перед большим числом заведенного холопства вспыльчивого. Что и мне попалось раз, когда так на меня без причины на границе прусской мощью весь город закричал, и я, не желая срамно удирать, вынужден был от трехсот душ люда простого защищаться, так долго, пока оружие в руках оставалось и пока мне ее с рукоятью напоследок не отняли. Но я тоже в эту минуту, как и Тенчинский, едва не заплатил. Бог меня тогда сохранил, всегда: ПЛП «Вред приносит излишняя смелость». Тенчинский тогда перед этими делами заперся в доме кислинковом[225] на Братской улице, но так как тому месту не доверял, то ушел в костел св. Франтишка, с сыном Яном и с Сецигневским, и со Спытком Мельштынским, и там все на башню влезли. Затем сам Тенчинский удрал к ризнице, товарищей на башне оставив. Горожане, без малейшего различия на место и лицо, [332] бросились тоже и добыли мощью ризницу. Там же, его позорно исхлестав, убили, а дальше на ратуш волокли