Семь чудес света - Мэтью Рейли

— Фрагмент Зевса и обелиск, — сказала Зоу. — Похоже, для Парижа это будет двойной тревогой.

Уэст прижался к спинке стула.

— Париж, — сказал он, — не подозревает, что с ним слу­чится.

ПАРИЖ-РИМ

18 МАРТА, 2006

ЗА 2 ДНЯ ДО ВОЗВРАЩЕНИЯ ТАРТАРА

ЕЛИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ

ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ

18 МАРТА, 2006, 11:00

ЗА ДВА ДНЯ ДО ВОЗВРАЩЕНИЯ ТАРТАРА

Джек Уэст ехал вокруг Триумфальной арки в арендован­ном спортивном автомобиле. Лили сидела рядом, на переднем сидении, а позади — Винни Пух, Каланча и Большеухий.

Все напряженно молчали. Так бывает перед дерзким пред­приятием в тылу врага.

Сердце Парижа напоминает христианский крест. Длинная сторона этого гигантского креста носит название Елисейских полей. Она начинается от Триумфальной арки и заканчивается у Лувра. Короткая, горизонтальная сторона заканчивается с одной стороны у здания Национального собрания, а с другой — возле потрясающей церкви Святой Марии Магдалины.

Самое важное, однако, находится на пересечении этих двух осей.

Это — площадь Согласия.

Знаменитой она стала во время Французской революции: здесь происходили казни сотен аристократов — мужчин и женщин. На площади Согласия царила кровавая гильотина.

Ныне в самом центре площади, в центре Парижа, стоит египетский обелиск.

Второй обелиск из Луксора.

Среди всех обелисков в мире — египетские они или нет — парижский обелиск отличает одна важная деталь. Пирамидка на его вершине покрыта золотом.

Историкам это нравится, потому что так выглядели обелиски в Древнем Египте: маленькие пирамидки на их вершинах были покрыты электроном — редким сплавом серебра и золота.

Интересно, однако, заметить, что золотая пирамидка на парижском обелиске — недавнее дополнение. Ее поставили на каменную иглу в 1998 году.

— Винни Пух, — сказал Уэст, — ты проверил катакомбы?

— Да. Там все чисто. Ворота под мостом Шарля де Голля и туннель под бульваром Дидро. Замок отключен.

— Каланча. Поезд?

— Скоростной поезд. Платформа 23. Отходит в 12:44. Пер­вая остановка — Дижон.

— Хорошо.

Уэст ехал по Елисейским полям, смотрел на широкий буль­вар и видел Парижский обелиск. Высота его равнялась шести­этажному дому.

В машине у него было подготовлено альпинистское снаряжение — веревки, крюки, болты с кольцом и крюком, кара­бины — все, с помощью чего можно было вскарабкаться на высокую иглу и осмотреть ее верхушку. Уэст подумал, что со стороны его примут за еще одного бесшабашного любителя острых ощущений. Он постарается действовать быстро, что­бы успеть до появления полиции. После этого его команда проследует в Лувр для более опасной и сложной миссии.

Когда он подъехал поближе, движение разделилось.

— О, нет... — простонал Уэст.

Вся нижняя половина обелиска была закрыта лесами. Леса поднимались на три этажа. Они были укрыты сеткой, как при ремонте жилого дома.

Возле этой временной постройки, у единственного входа, стояли шестеро охранников.

Большое объявление на французском и английском языках. Городские власти просили прощения за неудобство: обелиск был прикрыт в связи с работами по его очистке.

— Они его чистят!

Смех Каланчи звучал издевательски.

— Небольшое неудобство, как полагаете? Наши европей­ские соперники нас обошли.

— Еретическое евангелие святого Марка общеизвестно. Его текст гуляет по всему миру, — сказал Уэст. — У Дель Пьеро он наверняка есть. Должно быть, он уже проверил и измерил Обелиск. Поскольку убрать его отсюда он не может, то закрыл его, чтобы не подпустить к нему нас. Это означает — черт побери! — что Дель Пьеро вот-вот обнаружит могилу Александра и заполучит фрагмент...

Уэст глядел на заключенный в леса обелиск, думал, при­кидывал.

— Это меняет все. Перемена плана. Сначала едем в Лувр и делаем все, как договорились. На обратном пути заедем к обелиску.

— Ты, должно быть, шутишь, — сказал Каланча. — Нам придется бежать без оглядки. Половина жандармерии пустится за нами вдогонку.

— Если сейчас возле обелиска мы вступим в конфронта­цию с европейцами, то привлечем к себе слишком много внима­ния, — сказал Уэст. — Я надеялся незаметно на него взоб­раться. Сейчас это уже невозможно. Но после того, что мы сделаем в Лувре, Париж встанет на дыбы — в государстве нач­нется хаос, и у нас будет шанс проскользнуть мимо стражни­ков у обелиска. И транспортное средство, на котором мы за­думали скрыться, тоже будет весьма кстати.

— Я об этом не знаю... — сказал Каланча.

— Что ты знаешь и чего не знаешь, значения не имеет, — отрезал Винни Пух. — Честно говоря, твои постоянные сомнения действуют мне на нервы. Делай так, как говорит Охот­ник. Он у нас главный.

Каланча встретился глазами с Винни Пухом и поджал губы.

—Очень хорошо. Я молчу.

—Ну и хорошо, — сказал Уэст. — Луврский план остается в силе. Большеухий, пойдешь со мной и Лили. Мы входим внутрь. Винни Пух, Каланча, готовьте транспортное средство, чтобы мы тут же в него запрыгнули.

—Будет сделано, Охотник, — кивнул Винни Пух.

Прошло двадцать минут. Уэст, Лили и Большеухий — без оружия — прошли через металлодетекторы входа в Лувр.

Знаменитая стеклянная пирамида купалась в ярком солнечном свете.

—Мне кажется, я переживаю момент из книги Дэна Брауна, — заметил Большеухий, глядя на пирамиду.

—В «Коде да Винчи» не делали того, что предстоит сде­лать нам, — сказал ему Уэст.

Лили служила им замечательным прикрытием: в конце концов, много ли взломщиков входят в здание, держа за руку ребенка?

Зазвонил сотовый телефон Уэста. Это был Винни Пух.

—Мы стоим у выхода. Готовы встретить вас в любой момент.

—Дайте нам десять минут, — сказал Уэст и выключил телефон.

Через восемь минут Уэст и Большеухий облачились в бе­лые комбинезоны. Они позаимствовали их у двух незадачливых рабочих Лувра, которые лежали без сознания в кладо­вой музея.

Вошли в крыло Денон и поднялись по великолепной лест­нице Дарю. Широкие марши закруглялись вокруг центральной оси и то исчезали за высокими арками, то появлялись вновь. Наконец их глазам предстала площадка, на которой гордо высилась крылатая Самофракийская Победа.

От этого зрелища захватывало дух. Богиня подставляла грудь навстречу ветру, за ее спиной распростерлись великолепные крылья, мокрая туника облепила тело... Невозможно понять, как скульптору удалось пе­редать это в мраморе.