Иван Васильевич – грозный царь всея Руси - Валерий Евгеньевич Шамбаров

в 1550 г., глава дипломатического ведомства дьяк Висковатый обвинил в ереси [253]. Но для могущественного царского советника это обошлось без каких-либо последствий. А для решения проблем, накопившихся в Церкви, было решено созвать Освященный Собор, позже получивший название Стоглавого.

Показывая ход борьбы за государя перед Собором, доктор исторических наук И.Я. Фроянов отметил два тревожных послания к Ивану Васильевичу. Одно из них дошло до нас в так называемом Сильвестровском сборнике и до недавнего времени приписывалось самому Сильвестру. И.Я. Фроянов доказал совершенную безосновательность такой версии. Совпадения текстуальных фрагментов с материалами Стоглавого Собора свидетельствуют, что писалось оно во время, близкое к Собору, в 1550 — начале 1551 г. Но в это время Сильвестру было незачем обращаться к царю с письмом, причем строго конфиденциальным, да еще и направленным против советников государя! Он сам был ближайшим советником! Исходя из этого, И.Я. Фроянов полагал, что послание писал Макарий [254]. (По мнению автора, возможна еще одна версия — что его переслал бывший советник отца государя, Вассиан Топорков. Доводы в пользу такой версии будут приведены ниже.)

В тексте приводится картина безобразий на Руси: «Восста убо в нас ненависть и гордость, и вражда и маловерие к Богу, и лихоимство, и грабление, и насилие, и лжа, и клевета, и лукавое умышление на всякое зло, паче же всего блуд и любодеяние, и прелюбодеяние, и содомский грех, и всякая скверна и нечистота. Преступихом заповедь Божию, возненавидихом, по созданию Божию, свой образ, и строимся женскою подобою, на прелесть блудникам, главу и браду и усе бреем, ни по чему не обрящемся хрестьяне: ни по образом, ни по одеянию, ни по делем, кленемся именем Божиим во лжу…» [254] Здесь мы видим как раз «западничество», характерное для «Избранной рады», внедрение чужеземных мод, нравов, обычаев, разврата, даже содомского греха, который на Руси практически не был известен. В общем, уже и в те времена пропагада западных «свобод» оказывалась связана с мерзостью извращений.

Но автор перечислял и обычные беззакония, писал, что русских людей «сильнии… плениша и поругаша, и всякими насилии, лукавыми коварствы мучиша». Указана и опасность распространяющихся ересей, «мнози помрачишася безумием», «вооружишася и возсташа на Бога, и хотяща им утаити сия», они «убо мудрствуют паки, хотяще превратити истину Господню во лжу». Упреки адресуются царю, и неоднократные: «А се тебе, великому Государю, которая похвала? В твоей области православныя веры толикое множество Божиих людей заблудиша, и Господню зданию диавол посмехаетца…» Вина возлагается на «ближних людей», подающих государю «чужие» и «неразумные» советы. «И тебе, Великому Государю, которая похвала в таких чюжих мерзостех? В гнилых советах неразумных людей, раб своих, сам себе хощеши обесчестити перед враги своими». Автор предлагает царю «праведную добродетель исполнити, и осквернившееся очистити, и заблудившееся на рамо взяти и ко Христу привести». Но послание конфиденциальное: «Сие убо писание причет, и рассуди себе, и умолчи до времени» [254].

Второе послание — анонимная «Повесть некоего боголюбивого мужа», предостерегающая государя от неверных «синклит» (советников), способных увлечь его чародейскими книгами, написанными «по действу диаволю» [255]. Исследователи сходятся, что Повесть адресовалась непосредственно Ивану Васильевичу, и к ее созданию Макарий имел прямое отношение [254]. Документы Стоглавого Собора неоспоримо доказывают, что царь внимательно ознакомился с этими посланиями. Но главной их сути не исполнил, советников «Избранной рады» не отстранил. На наш взгляд, это и есть один из факторов, показывающий, что автором, по крайней мере первого послания, был все же не митрополит. Если бы оно принадлежало Макарию, и государь согласился с ним, он должен был принять решительные меры. Иное дело, если ему прислал письмо ссыльный Вассиан Топорков или другой деятель, подобный ему. Тогда с чем-то можно было согласиться, а в чем-то счесть, что он ошибается.

Но и Сильвестр с Артемием и «Избранной радой», настраивая Ивана Васильевича перед Собором, кое-чего не учли. Его собственную натуру, его чистую, мятущуюся, но и стойкую православную душу. Недооценили Таинство Помазания! Впрочем, сами-то лица, близкие к ересям, европейскому рационализму, видели в нем только формальный обряд. Хотя в Помазании царю дается поддержка от Самого Господа! Она помогала Ивану Васильевичу не сойти с православного пути. Невзирая на выплескиваемые ему негативные факты и сплетни, его не удалось настроить громить Церковь. Он готовился к совершенно другому: выправить недостатки и оздоровить Церковь, укрепить ее.

Собор открылся 23 февраля 1551 г. Присутствовали 9 епископов и архиепископов, все настоятели монастырей, высшие сановники государства. Сторонники реформаторства готовились дать бой защитникам ортодоксальной веры. И среди них были не только Сильвестр с Артемием, они чувствовали за собой поддержку ряда архиереев, монастырских игуменов и архимандритов, бояр. Но многое зависело от позиции царя. А он впервые нарушил безоговорочное послушание Сильвестру. Он вообще не позволил направить Собор в русло противостояния, был настроен сугубо примирительно.

Первое заседание открылось его речью, и Иван Васильевич опять каялся в прошлых безобразиях в годы его юности. Вспоминал, как простил виновных на Соборе примирения: «Тогде же убо и аз всем своим князем и боляром, по вашему благословению, а по их обещанию, на благотворение подах прощение в их к себе согрешениях». На будущее смиренно просил у иерархов Церкви: «Не щадите меня в преступлениях, смело упрекайте мою слабость; гремите словом Божьим, да жива будет душа моя!» Речь была мягкой, умиленной, вместо прежних обличений Иван Васильевич говорил: «Любимии мои князи и боляре, и воини, и все православное христианство, помогайте ми и способствуйте единодушно вкупе». Судя по всему, он считал, что старые проблемы уже остались в прошлом. Что помощники служат ему верно. А теперь хотел сохранить такое положение: «Тем же и всякому разногласию отныне быти далече повелеваем, всякому же согласию и единомыслию содержатися в нас» [256].

Но, невзирая на покаянный настрой государя, на его душевное обращение к Собору, обратим внимание на слово «повелеваем». Перед собравшимися он предстоял не как униженный и заблудший грешник, а как царь. И не только задал тон Собору, но и сам взялся вести его. Занял подобающее ему место не просто светского властителя, а главы Христианской Церкви — такого же, какими были императоры Византии. Иван Васильевич вынес на рассмотрение Собора свой Судебник, земскую реформу — уставные грамоты о выборной городской и волостной администрации: земских старостах, целовальниках, сотниках, пятидесятниках. Собор благословил и утвердил эти начинания.

А насчет церковной жизни царь сам подготовил вопросы для Собора, а духовенство обсуждало их и формулировало ответы. Решения Собора так и назывались: «Царския вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинех». Таких вопросов и ответов