Бригада (1-16) - Александр Белов

Саша наклонился к Оле и нежно поцеловал глаза, щеки, теплые губы:

– Ну что ты, зайка? Я же с тобой, я люблю тебя, что ты?

Оля погладила рукой Сашино плечо, на котором был выколот небольшой, величиной с пол-ладони кельтский крест. Мизинцем она провела по очертанию странного креста:

– Саш, а ты во все это веришь? И почему этот крест не такой, как у всех?

– Но я ведь тоже не такой, как все, – почти всерьез ответил ей Саша. – А крест такой потому, что кельты, в отличие от многих других, не предали своих предков, а просто соединили в своей религии, в образе как раз этого креста, языческое солнце и веру в Христа. А верю ли я во все это? Знаешь, Оль, мне иногда кажется, что не в свое время родился. А может, я когда-то уже и рождался. Вовремя. И был настоящим кельтом.

– Но они же жестокие были, Саш.

– Они были просто воинами. Строгими, но справедливыми. Кстати, забавно – кельтская знать, что женщины, что мужчины, носили холщовые рубахи и что-то вроде шерстяных плащей. Штаны, как это ни смешно, носили исключительно простолюдины.

Оля засмеялась:

– Так что, Белов, ты в прошлой жизни без штанов ходил, что ли?

– Ест-ст-но.

– То есть, ты там, конечно, самый главный был?

– Насчет самых главных – не поручусь, но что не среди последних – это точно. Голову на отсечение дам. – Саша подмигнул ей обоими глазами сразу. – У кельтов ведь оно как было? Да как, как? Собственно, как у нас. Одни пашут в поте лица, другие их в страхе держат, а третьи всем этим управляют. Всегда существует только три класса: народ, воины и…

– Политики?

– У кельтов они назывались друиды.

– Вроде священников?

– Отчасти. Но они не только были посредниками между верхним и нижним миром, но и сами обладали почти божественной мистической силой. Они умели повелевать не только людьми, но и стихиями – ветрами, водами, огнем. Зато и отвечали за все. И всех.

– Так ты хочешь сказать, что ты был именно друидом? – не без язвы в голосе поинтересовалась Оля.

– Я не волшебник, я пока только учусь, – рассмеялся Саша, но тут же снова стал серьезным: – Сейчас я пока воин. Быдлом я не стану. Я обязательно поднимусь. Мой путь – только вперед и вверх.

– А я? Куда же я?

– Как куда? За мной. Со мной. Я же тебя люблю больше всех на свете.

IV

Юра, Юрий Алексеевич Кошко, недавний выпускник престижного МГИМО, спец по международному праву, последнее время все более охотно оказывал услуги Белову и его команде. Уж больно хорошо платили. Причем налом, иногда даже валютой.

Кто бы мог подумать! А что ему было делать, если он, Юра Кошко, закончивший с красным дипломом самый престижный в стране институт, оказался никому не нужен?

О поступлении в Институт международных отношений он мечтал с восьмого класса. И хотя все вокруг убеждали его, что без блата поступить туда невозможно, он упрямо гнул свою линию. Школу Юра окончил с золотой медалью, но она его не спасла. Его элементарно зарезали на первом же экзамене. Причем так беззлобно и даже сочувственно: типа, куда ты, парень, в калашный ряд со своим-то свиным рылом?

Юра понял, что единственный его шанс – отслужить в армии, вступить там в партию, а уж после, через рабфак, пытаться вновь одолеть эту вершину, которая казалась сияющей. Так оно и случилось.

Поступив, он был уверен, что уж теперь-то весь мир будет у его ног. Но к третьему курсу понял, что его ждет в лучшем случае место юрисконсульта в какой-нибудь внешнеторговой организации, впаривающей сеялки-веялки населению занзибарских пустынь.

Вышло же – и того хуже. Страна как раз пошла в полный разнос, и юрисконсульты без волосатой лапы никому не были нужны. Во вновь образовывающиеся фирмы и фирмочки брали не столько хороших спецов, сколько людей со связями.

И все-таки сработал пусть скромный, но блат. Родственная, так сказать, протекция. Мать устроила его в свой загибающийся НИИ среднего машиностроения, в юротдел. Смешно сказать, его месячной зарплаты хватило бы разве что на блок импортных сигарет. Но Юра не курил. Так что подобный расклад его не особо-то радовал. И он затосковал.

Поэтому когда к нему домой заявился нагловатый сосед из второго подъезда, носивший дурацкое имя Космос, и попросил помочь с оформлением документов, Юра сразу, без раздумий и разговоров, согласился. Начав работать на Космоса и Белова, Юра скоро сообразил, во что он вляпался. Но в таких случаях, как говорится, вход – рубль, выход – два.

Для Юры же главная проблема заключалась поначалу в том, чтобы найти моральное оправдание своей новой деятельности. Куда было деваться? Он его нашел. И успокоился. Теперь все так работают, страна у нас такая – ничего здесь не попишешь! Не без труда, но он вывел для себя эту формулу.

Так что просьбу съездить в фирму «Курс-Ин-Вест» и посмотреть контракты за последние полгода он воспринял как обычное рабочее задание. Надо посмотреть – посмотрим, надо оценить – оценим.

В «Курс-Ин-Вест» он поехал на такси – так распорядился Белов. Фил предлагал послать с Юрой своих бойцов, но Саша сказал, что не стоит, если они обо всем договорились…

* * * * *

Выйдя из машины, Юра указательным пальцем поправил очки. Перед самой оградой он остановился и, что называется, привел себя в порядок – аккуратно заправил шарф, разгладил на груди белый модный плащ и, взявшись за козырек кепки, слегка сдвинул ее на затылок. Он немного нервничал, но всем своим видом пытался излучать уверенность. Это было важно прежде всего для него самого.

Юра подошел к воротам. К нему неторопливо, вразвалочку направился охранник в черной униформе:

– Вы к кому?

Взявшись пальцами за дужку очков, Юра разглядел фамилию охранника на бейдже – Кокошкин. «Почти однофамилец – улыбнулся про себя юрист. – Кошко-кокошка. Рифма, однако».

– Добрый день, – вежливо поздоровался он. – Я от Белова. У меня встреча с Артуром Вениаминовичем.

– Подождите, – кивнул охранник и отправился в дежурку. Сняв трубку внутреннего телефона он проговорил, словно передавая оперативную информацию:

– Он прибыл.

Кошко от делать нечего рассматривал окрестности, но остановить взгляд было не на чем. Справа возвышался глухой брандмауэр, в стене левого дома лишь одно слепое окошко. За офисной оградой, в глубине, начиналась высокая арка. Чем-то этот мрачноватый пейзаж напоминал не Москву, а Питер.

Он услышал,