Бабы строем не воюют - Елена Кузнецова

– А как же тогда?..

– Не бойся, есть средство… Есть, и вполне надежное. Подождать немного надо, чтобы в возраст парни вошли, а потом я все улажу.

– Да как же ждать-то? Ведь в любой миг…

– Не в любой! И время еще есть: Михайла пока для Кузьки чуть ли не светоч. Потом восторга, конечно, поубавится, но и мы в нужное время кое-что подправим. Сейчас рано, сейчас это для Кузьмы только детские страхи, от которых со зрелостью мужи избавляются. Нам же нужно, чтобы у него не страх был, а невозможность даже помыслить о нанесении вреда Михайле. Это уже в зрелый разум вбивать надо, отроческое, знаешь ли, при переходе во взрослую жизнь сильно выветривается. В общем, Михайле ни слова, и сама не бойся. Однако помни и присматривай, Михайла подле Кузьмы не один, всякое случиться может.

«Ну вот, опять наговорил, и все загадками. Ладно, спасибо, предупредил, с Кузьки я теперь глаз не спущу».

– А теперь, Анюта, давай-ка вернемся к тому, с чего начинали: поищем в разном одинаковое или очень похожее. Ты решила, что мы с Корнеем ничего не видим и не понимаем, и вознамерилась дела в Ратном вершить наездами по воскресеньям. Кузьма же вообразил, что лучше взрослых знает, что делать надобно, и тоже, понимаешь, наехал… Ну и как это все понимать? Кузьма с тебя пример взял, или ты, аки отроковица горячая да неразумная, себя повела?

Поглощенная мыслями об открывшихся пугающих чертах характера племянника и о той опасности, которая из-за этого грозила ее детям, Анна не сразу отреагировала на последнее обвинение Аристарха. Когда же до нее дошла его суть и она, в который уже раз за эту беседу побагровев, открыла было рот, тот опять рявкнул:

– Не сметь перебивать! Мне твои оправдания без надобности, да и нечем тебе оправдываться! Сути ты не поняла. Не брал с тебя Кузька примера, и не впадала ты в детство! Не в том дело! Вы все здесь. – Аристарх сделал круговое движение рукой, как бы охватывая и крепость и окрестности, – пребываете в заблуждении, будто, строя новую и необычную жизнь, лучше нас, стариков, все понимаете, а мы там, в Ратном, мхом заросли, головами ослабли, ничего уже не хотим и не можем. Возомнили о себе, понимаешь… А вот хрен вам! Видим, понимаем, хотим и можем!

Более того, все здесь у вас происходит так, как нами задумано. Не веришь? А ну-ка припомни: отроков в прежние времена в отдельности от обыденного жития воспитывали? Воспитывали! Воинским умениям всех одинаково обучали? Обучали! Дев перед замужеством в учение мудрым женщинам отдавали? Отдавали!

Да, не стало тех обычаев, отказались от них, и сотня начала хиреть, того гляди и вовсе сгинула бы. Но мы прежний обычай восстановили! Немного по-другому, но восстановили, а оттого появилась надежда… да даже уверенность, что сотня не только возродится, но еще и усилится. И что здесь нового, чудесного? Что вы здесь такого знаете, что нам недоступно? Да что вы вообще знать можете, если даже не поняли, что сами по себе есть не что иное, как возрождение прежнего – доброго и правильного?

«Все ты вроде так говоришь, все складно, но что-то мне душу царапает, согласиться не дает… И ведь не соображу сейчас, тут думать крепко надо. Ладно. Подумаю еще, непременно подумаю».

– И не кривись мне тут, баба, а то я те рожу-то выпрямлю да в другую сторону загну! – вошел в раж Аристарх. – Да, старое возрождаем, но в христианском обличье и под сенью креста! Или у тебя в том сомнения есть? Ах нету? Так чего ж тебя перекособочило? Неужто почитаешь зазорным по предначертаниям старших жить? Или срамно сделалось от того, что сама о том не догадалась? Так молода еще умом с нами равняться, тем паче что и дури бабьей не поддаваться еще не научилась! А Михайла твой понял: «Новое есть хорошо забытое старое». Каково сказано! Истинно мужеский ум, куда вам, бабам… гм, да… Я же упредил: ругать буду. Так, значит, сказанное и понимай. Да все, все уже. Поняла, я думаю, не дура. А теперь слушай наказ.

Аристарх, не вставая с бревна, подобрался, отвердел лицом и заговорил таким же тоном, как Мишка перед строем стоящих навытяжку отроков. Анне даже захотелось подняться и встать точно так же, хотя сама она никогда такого и не делала.

– За нерадение твое, боярыня Анна Павловна, за попущение неверным поступкам и мыслям людей, тебе подчиненных, от воеводы погорынского боярина Кирилла тебе укор. Исправляться начинай прямо сегодня, а мы проследим. Урок же тебе будет таков. Первое: в дела ратнинские впредь самой не встревать и других от того отвращать, при нужде не смущаясь самыми суровыми мерами. Ибо там не дурнее вас, а наездами раз в неделю пользы не принесешь, вред же сотворишь.

Второе: утвердись сама и других утверди в мыслях, что не Ратное для вас, а вы для Ратного. И стезя Академии перед Ратным есть стезя новика перед зрелым воином. Значит, разумение, что вы тут самые умные и новую небывалую жизнь строите, есть не что иное, как заблуждение новика, возомнившего, будто все уже знает и понимает.

И напоследок добрый совет. Иных боярынь, кроме Гредиславы Всеславны, здесь пока нет, а тебе учиться надо. Мы с Корнеем сами боярами не были никогда, а уж боярынями… хе-хе… понятно, значит. Изволь найти средство боярскую науку у нее… Молчать! Подумаешь, волхва языческая! Я тебе в язычество впадать не велю, и ничего богопротивного совершать – тоже. И она не станет, на сей счет уговор с ней есть. Древнюю же… да, древнюю науку повелевания людьми и событиями… а ты как думала? И событиями тоже! Так вот: древнюю науку сию преподать нам здесь больше некому. Даже Корнею у нее поучиться незазорно, и он этим не пренебрегает, хоть и не явно; а уж тебе-то сам Бог велел. Да, именно так! Ибо знания и умения, хоть и языческие, в христианский разум вложены будут, а уж как ими пользоваться, ты сама решишь, как истинная дщерь православной церкви.

М-да… Благословения на то у отца Михаила, конечно, испрашивать бесполезно… Но ты, Анюта, пойми: есть такое слово «преемственность». Землю пахать, мечами звенеть, детей растить надо было всегда, и впредь тоже всегда надо. А кому при этом люди требы кладут… по-всякому жизнь складывается. Но за жизнью этой всегда нужен пригляд и наказ. Править – такое же ремесло, как кузнецкое, плотничье или лекарское, и учатся этому так же, как и другим ремеслам. Если же править берется неумеха… да что там, сама все понимаешь. Так что учись. Учись править, править по-бабьи у той наставницы, которая есть, других-то нет и не будет.

Вот и весь тебе мой сказ, Анюта. И не для того я тебе это говорил, чтобы ты зазубрила и исполняла, а для того, чтобы у тебя мысли появились, новые и много. Думай, матушка-боярыня; думай, мысли, воображай и представляй, а то, что я сказал… Ну вот как Михайла вешки для определения расстояния вокруг Ратного натыкал. Стрелку они, конечно, помогают, но стреляешь ты сам, и результат зависит от тебя самого. Так и сказанное мною – лишь вешки для помощи. Ну вот и все. Надо будет, потом еще поговорим, да и не один раз, я думаю.

Аристарх поднялся, расправил рубаху под поясом и явно собрался уходить.

– Погоди, а…

– Чего еще?

– Я Листвяне велела с тобой переговорить. Она не ослушалась?