Невеста чудовища - Екатерина Кариди

Она так и стояла в прострации, зачарованно гладя, как перекатываются мышцы на его спине. Раньше одежда была табу. Раньше все было по другому. Даже когда Зэйн целовал ее, это был предел, непреодолимый рубеж.

А теперь пределов не было. Кроме собственной робости — ничего.

Ванна была большая, в ней можно спокойно уместиться вдвоем, и комната просторная. Но все вдруг стало тесным, а пространство сузилось, сжимаясь и подталкивая ее к нему. Ближе.

Он снял кафтан и рубашку, остался голый по пояс и только потом обернулся. Геста не могла отвести глаз. Тело у него было мощным и стройным, и таким же смуглым, как и лицо. Словно солнце навечно оставило свои поцелуи на его коже.

Но сейчас он медленно сделал шаг к ней, потом еще и еще. Пока не подошел вплотную. У Гесты от его близости стала потихоньку кружиться голова. И Страшно. Желанно, томительно…

— Я раздену тебя.

— Да…

Большие, чуть подрагивающие руки стали снимать с нее одежду. Зэйн дышал глубоко и шумно, а ей казалось, что она слышит, как стучит его сердце. Или это стучало так громко ее сердце. А может, у них стучало одно сердце на двоих?

Она не знала, потому что его руки наконец добрались до кожи. Стали гладить, едва касаясь, а потом он опустился на колени у ее ног и… Стал целовать, а руки разносили по телу сладкие молнии и волны дрожи. Глаза закрылись сами.

— Я хочу сам искупать тебя, — услышала как сквозь вату, его глухой, хрипловатый голос.

Подхватил на руки и понес. У самой ванны поставил ее на бортик и снял с себя последнюю одежду. Снова взял на руки и вместе с ней вошел в воду.

А дальше Геста уже почти не воспринимала реальности, потому что были прикосновения, от которых кружилась голова, закрывались глаза, а с губ рвались невольные стоны. Его сладко жалящие поцелуи и шепот в ушах.

Он говорил что-то, шептал, его голос как волшебная нить, вел ее.

Геста не слышала, только чувствовала.

Да… Пусть говорит еще… Ей бы руки поднять, коснуться его в ответ, но нет сил.

Тяжелым густым медом наполнилось все тело. Не вырваться из сладости его, не выдохнуть блаженный яд из легких, не открыть глаза…

— Я не оставлю в тебе своего семени, — его голос вибрирует. срывается от дрожи.

Она дрожит в ответ.

— Моя?

Кивает. Все и так на пределе, плывет, теснясь радужными пятнами перед глазами. Первые осторожные толчки… А дальше ее просто уносит вихрь.

Потом Геста долго обнимала его большое сильное тело, тесно прижавшись, обхватив руками и ногами. Закрыв глаза, прислушивалась к ощущениям. К счастью, блаженному свету, поселившему глубоко внутри.

Ну вот и все. Теперь они муж и жена.

Было немного больно, но только сначала. Все-таки… Он же такой большой и неутомимый. И такой нежный… Геста покраснела и хихикнула, уткнувшись носом в его мокрое плечо. Ее чудовище.

На задворках сознания промелькнула мысль о той женщине, что кричала ей в лицо гадости. Шевельнулась было ревность, заставив на миг нахмуриться, но тут же утихла. Только ее чудовище.

А Зэйн сидел на краю ванны, держа ее за спину. Гладил, касался губами ресниц.

— Представляешь физиономию Гелсарта, когда он узнает? — проговорила она наконец.

Он сначала напрягся, а потом сжал ее крепче и затрясся хриплым смехом.

Сейчас Зэйн был переполнен. Его распирало от невероятной гордости и ощущения победы, богатства, всесилия, власти на миром. А все это заключалось в душе девочки с чистыми светящимися глазами, сумевшей увидеть в нем, в чудовище, что-то хорошее. И в ее хрупком золотистом теле, которое он держал в руках, боясь сжать посильнее — сломается.

Но, вот же чудо-то какое…

Не ломалось! Ему ведь даже не пришлось сдерживать себя, хотя он и адски боялся навредить ей своей необузданной животной грубостью. И потому сначала сам себе давал команды, так было легче — пределы, которые нельзя перейти. А потом все пределы вообще слетели к чертям, осталось чистое, ослепляющее наслаждение.

Наверное, все просто. Она его свет, его солнце, и все это время шел к ней из своей беспросветной тьмы. Зэйн сжимал ее в объятиях и смеялся. Она сказала:

— Представляешь физиономию Гелсарта, когда он узнает?

Смеялся впервые по-настоящему, как счастливый человек, наконец-то дорвавшийся до свободы. И да, Геста была права, они сделали это.

Сделали Гелсарта в очередной раз.

Пусть теперь приходит и давится злостью. Зэйну было плевать. Геста его жена.

Однако смех еще звучал, а в душе кольнуло. Долго ли продлится его счастье? Ведь по острию ножа ходит. По лезвию. Чего стоило в последний момент сдержаться и выплеснуться наружу. Зэйн сжал зубы, ощущения снова накрыли его с головой, прокатываясь по телу волнами. Блаженной сытости как не бывало, он был готов. Горел для нее, кипел лавой изнутри. Но ей же больно. Наверняка.

— Геста? — легко прикоснулся губами. — Ты как? Я был груб. Тебе больно?

Почувствовал плечом ее улыбку.

— Не-а-аа, — покачала головой она.

Не поверил, заглянул ей в лицо. Хитрая улыбка, глаза сияющие и чуть пьяные, из них на него брызжет пережитыми эмоциями, наслаждением, счастьем. И от этого хмельного взгляда его снова повело. А она еще и ерзать начала.

— Геста? — выдавил через силу. — Что ты делаешь? Тебе же будет больно.

— Мм? Ты забыл, что я целитель? — тихонько хихикнула она.

И стала гладить его по плечам своими тоненькими ручками-веточками, пробовать на вкус губами. И тут уже пределов разумного снова не стало.

Как они потом выбирались из той ванны, как он заворачивал ее шершавой мягкой простыней, нес, не спуская с рук, в постель, все это для Гесты уже прошло словно в каком-то полусне. Единственная реальность — его смуглое тело, гладкое, красивое, налитое силой для нее.

Ее чудовище.

Неутомимый, ласковый, горячий, нежный. А руки у него такие… руки словно сами знают, где надо прикоснуться, чтобы она задрожала и, как натянутая струна, зазвенела стонами, как виуэла. Губы сладкие, жаркие, жадные. Он ее стоны пил, и от его голодных поцелуев огонь бежал под кожей. Гладил, шепча невнятное, сжимал до сладкой боли, наполнял собой, окружал собой, дарил счастье.

И насытиться этим невозможно. Это — все равно что дышать.

Спустя время. уже после того, как счастливые влюбленные наконец уснули в объятиях друг друга на своем ложе из белых шкур, вдруг ярко засветился в синеватом магическом свете браслет на руке девушки.

Бело-золотые сполохи света от древних рун на его пластинах вспыхнули в пространстве, переливаясь с голубым сиянием бусин. А потом свились в спираль и исчезли, рассыпавшись искрами.