Объект контроля - Макс Алексеевич Глебов

Несколько спокойных часов у нас есть, но потом тому, кто всё это затеял, станет ясно, что с лазутчиком что-то не так, и тогда включится обратный отсчет. Хуже всего, если банда уже вышла на исходные позиции и ждет только уточненных данных о составе охраны и вооружении каравана. В этом случае нападение последует уже сегодня.

К вечеру мы доберемся до Александровки. Деревня небольшая, но укрыться в ней на ночь вполне можно, и там мы окажемся в относительной безопасности. Да и вообще, чем ближе к городу, тем больше шансов, что в случае нападения нам на помощь придет разъезд баронской стражи, так что нападение последует сегодня или в ближайшие пару дней.

С Игнатом я своими соображениями делиться не стал. Зачем лезть с очевидными выводами к человеку, сводившему в город уже не один караван. К тому же очевидно, что старший караванщик думает в том же направлении. Во всяком случае, бойцам своим он хвосты накрутил знатно. Идут настороженно, оружие держат наготове и по сторонам смотрят с большим подозрением.

Мы с Павлом, как нам и положено, двигаемся через поляны и заросли вдоль тракта справа и слева от головного дозора. Иногда меняемся сторонами, я предпочитаю брать себе более сложные участки. Я теперь при полном вооружении, включая трофейный револьвер и мой амулет, модифицирующий зрение и подпитывающий энергией режим обостренного восприятия. Отобранный у шпиона артефакт тоже держу при себе – оставлять его в обозе просто страшно.

Чувство опасности недовольно ворочается где-то в глубине сознания, но сигналов о прямых угрозах пока не подает. Меня очень напрягает пленный лазутчик. Он, конечно, добросовестно связан и тщательно охраняется, но это явно очень непростой человек. То, что его слушается артефакт тайкунов, заставляет меня предполагать, что у него могут быть и другие способности, не связанные напрямую с отобранным у него шаром. У меня ведь такие способности есть, и если я даже лишусь своего амулета, они никуда не денутся, а лишь станут несколько слабее, да и то не все.

Проблема в том, что я не могу предупредить об этом Игната и Антона. Как я им такое объясню? О моих скрытых умениях они не знают, и рассказывать им о них я не собираюсь. А если не рассказывать, то все мои слова будут выглядеть просто странными фантазиями. Выслушать-то выслушают, но поверят вряд ли. Держаться рядом с пленником я тоже не могу – мои обязанности разведчика никто не отменял. Впрочем, возможно, я сгущаю краски, ведь если вернуться к моему примеру, то мои необычные способности никак не помогли бы мне сбежать. Так что, возможно, лазутчик просто ждет действий своих подельников и надеется, что его освободят. Ну, или рассчитывает, что во время нападения на караван у него появится больше возможностей сбежать.

Павел явно не рад тому, что оказался в подчинении охотника из чужого поселения. Для него это стало неприятной неожиданностью, хотя после поимки лазутчика такое решение Игната вполне можно было предвидеть. Хорошо хоть саботировать мои приказы пока не пытается. Видимо, понимает, чем это чревато.

Первые признаки того, что наш караван вновь стал объектом пристального внимания, появляются уже через пару часов после привала. Быстро же обеспокоило лихих людей исчезновение лазутчика. Что-то не похоже, что он просто нанятый шпион или рядовой член банды.

Караван как раз обходит разрушенную развязку с рухнувшей на проезжую часть эстакадой, когда мой взгляд цепляется за удобную для наблюдения высоту метрах в шестистах от тракта. Впервые после поимки шпиона чувство опасности подает отчетливый сигнал. Не резкий, непосредственной угрозы моей жизни этот холм не несет, но вполне ощутимый. Скорее всего нас рассматривают с его вершины в бинокль или монокуляр. Возможно, я смог бы увидеть наблюдателя, но состояние обостренного восприятия в этот раз проявлять себя не торопится.

Плохо то, что в приличную оптику противник может рассмотреть нашего пленника. Лазутчик идет пешком рядом с одной из подвод в центре каравана. Руки у него связаны, и конец прочной веревки надежно закреплен на борту телеги, так что самостоятельно идти он может, а вот сбежать у него уже не получится. К тому же рядом постоянно держатся двое охранников, которые регулярно сменяются, чтобы бдительность не успевала притупиться. Крытых фургонов у нас, увы, нет, так что спрятать пленного негде.

Выхожу к дороге и сообщаю командиру головного дозора об обнаружении наблюдателя. Вестовой с докладом немедленно отправляется к Игнату, но что, кроме очередного приказа о повышении бдительности, может сделать старший караванщик, я не знаю. Тем не менее, он делает. В течение десяти минут вдоль груженых товаром телег происходит оживленное движение, в результате которого все возницы дининских подвод получают заряженные арбалеты, а кое-кто и охотничьи ружья. Похоже, Игнат выгребает все свои запасы, включая оружие, предназначенное для продажи в городе. К моим предупреждениям теперь относятся более чем серьезно, и это радует, вот только помогут ли нам отбиться принятые меры? Возницы – весьма сомнительные бойцы, так что наша огневая мощь после раздачи им оружия лишь формально выглядит ощутимо возросшей.

Минут через двадцать атмосфера угрозы, нависшей над размеренно идущим вперед караваном, сгущается до такой плотности, что я начинаю ощущать её почти физически. Судя по всему, тревогу испытываю не только я. Среди дининских охранников хватает опытных бойцов, и многие из них дожили до своих лет во многом благодаря развитой интуиции, а она сейчас вовсю предупреждает их, что впереди нас ждет что-то очень недоброе.

Я уже некоторое время бросаю вперед локационные импульсы, однако пока никакого отклика на них нет. На очередной контрольной точке мы с Павлом должны поменяться сторонами дороги, но я отсылаю его обратно, оставаясь слева от тракта. Почему-то я не сомневаюсь, что наши проблемы придут именно отсюда.

В какой-то момент я словно спотыкаюсь на ровном месте, хотя никаких физических препятствий передо мной нет. Организм просто не хочет идти дальше. Я, конечно, могу заставить себя продолжить путь, но это тот самый случай, когда столь недвусмысленное предупреждение игнорировать категорически не следует. Накатывает состояние обостренного восприятия. На этот раз оно приходит очень вовремя, а висящей под курткой амулет позволяет ему продлиться не несколько мгновений, как это бывает обычно, а около десяти секунд.

Увы, ничего хорошего увиденное и услышанное нам не обещает. Головной дозор, похоже, уже не спасти, но у каравана, возможно, ещё есть шанс. Срываю с пояса хлопушку, приоткрываю рот, отвожу её как можно дальше от себя и дергаю за кожаную петлю. Осечка!