Семя Гидры - Вадим Ларсен

в пример европейским сородичам. На других шестах наколоты корнеплоды.

Поодаль от шалаша подобие корыта — если можно так назвать свёрнутую из листьев и обмазанную глиной неглубокую посудину приставленную к стволу впечатляющего размерами галактодендрона[12]. По жёлобу свёрнутому из листа папоротника в корыто сочится густая молочная струйка древесного сока.

— Я всё вам расскажу, — слышится голос старика. — Дайте срок.

Глава 22

История, рассказанная профессором Секхаром Чакрабати.

— Вначале пару слов о том, как я нашёл вас, господин Иван. Ведь вас зовут Иваном, не так ли?

Так вот, кратер — да-да этот остров однозначно вулканического происхождения и отсюда даже можно разглядеть его специфическую вершину — собственно, южный его склон выходит к небольшой бухточке и что бы вы думали, прямо над ней из дюжины фумарол[13] по крутому склону сбегают большие и не очень, но достаточно быстрые ручейки, собирающиеся в конце в мощный водопад. Солёные водопады на планете не редкость, но зачастую они расположены не на суше, а в мировом океане. Здесь же солёная вода бьёт прямо из-под застывшей лавы и как бы наоборот, выходит не из океана, а впадает в него. Откуда морская вода берется под землей, неясно, но не про то речь. Как раз под тем водопадом я и нашёл вас, господин Иван.

Вы лежали на воде и были без сознания. Ваше тело просто болталось под падающими струями. До сих пор удивляюсь, как вы не утонули.

Я вытащил вас и принёс сюда. Не смотрите, что я старик, сила не в годах, а в том, как ты их проживаешь. Вы были здорово избиты и истекали кровью. Жуткое зрелище. С вас будто живьём сдирали кожу.

Десять дней вы пробыли без сознания. Я отпаивал вас отваром хрикти и заживлял ваши раны природным антисептиком из сока акуаро, смешанного с толчёной кожурой дерева бру. Иногда вы приходили в себя, и тогда я, как получалось, кормил вас жирными жареными червями. Вероятно, вы не помните этого, чудодейственный хрихти — сильнейший отвар грёз. Благо ни ваши кости, ни внутренние органы не пострадали. У вас была вывихнута правая лодыжка, пришлось наложить самодельный гипс. Думаю, ходить вам пока рановато, не исключены сколы и микротрещины — увы, рентгеновского аппарата у меня под рукой нет — но, по всей видимости, ничего страшного не случилось и скоро ваша нога придёт в норму.

Это что до вашего чудесного спасения. Теперь, собственно, моя история.

Видимо, молодой человек, не настало ещё время, когда моей душе суждено покинуть колесо сансары. Но скажу откровенно, за шестьдесят с небольшим прожитых лет я впервые испытал в том туземном каноэ состояние бардо.

Когда вы с этим уверенным в себе бриттом ушли на разведку, не прошло и получаса, как на берегу показалась группа людей. Завидев на фоне залива человеческие силуэты, мы возрадовались как дети. Неужели Кришна ниспослал нам спасителей?

Но радость наша была преждевременной. Чем ближе подходили те люди, тем скорее моё ликование сменялось страхом. То были сентинельцы. С луками и копьями, лица в боевом окрасе.

Господа же резвились и улюлюкали от счастья. Они не ведали, кто такие эти дикари. Я же был прекрасно осведомлён и знал практически всё-то немногое, что было известно миру про этот полностью изолированный от цивилизации дикий народец.

Лихая слава о жителях Северного Сентинела берёт начало с XIII-го века, когда знаменитый Марко Поло назвал их «самой жестокой и опасной генерацией из всех им виденных». «Кажется, они съедят любого, кого поймают», — писал великий путешественник в своих воспоминаниях.

В середине девятнадцатого века индийское торговое судно, севшее на мель неподалёку от острова, подверглось зверскому нападению туземцев. А десять лет спустя на Сентинел высадилась британская колониальная экспедиция под руководством Мауриса Портмана. Сопровождавшие миссионеров полицейские выкрали целую семью аборигенов, и вывезли в Порт Блэр. Родители тут же умерли от неизвестной болезни, после чего четверых детей возвратили обратно на остров.

В семидесятых-восьмидесятых уже нашего столетия сюда раз за разом наведывались неравнодушные исследователи — учёные антропологи с блокнотами, магнитофонами и подарками и даже съёмочная группа National Geographic. Иногда забредали несведущие о местных нравах странники яхтсмены-европейцы. Все непрошеные гости были встречены агрессивно с боевым улюлюканьем и откровенной демонстрацией половых органов. Но главное, в них непременно летел град из ядовитых стрел. Не обошлось и без жертв. Некоторые выжившие рассказывали, как под страхом смерти участвовали в сексуальных оргиях устроенных дикарями, слава богу, без каких-либо последствий.

С тех пор края эти, гласно и не гласно, было принято обходить стороной. Вот почему завидев на берегу синтенельцев с луками и стрелами в руках, я понял, в какой переплёт мы попали.

Вышло так, что наш самолёт совершил посадку на одном из крошечных скалистых островов в нескольких милях от Северного Сентинела. Вероятно, аборигены заприметили падающий лайнер, потому и приплыли, как водится, не допустить пришельцев на свою территорию.

Дальше всё было страшно и мрачно. Дикари набросили на меня петлю, господина Крофта избили древками копий, а его жену, предварительно придушив, водрузили на плечи и понесли к каноэ. Тело пилота они перетащили на берег и прикопали в песке.

Вскоре все мы очутились в лодках. Все, кроме Питера. Смышленый мальчишка успел-таки скрыться. Молодчина! А ещё среди нас не оказалось той брюнетки-стюардессы. Куда она подевалась, для меня до сих пор загадка.

Дальше нас троих привезли сюда. Скажу что по моим ощущениям, между этим островом и местом приземления не более двух миль.

Дикари привели нас в лагерь. Меня и мистера Крофта бросили в яму, а господу Крофт отвели неизвестно куда. Господин Алекс всё время был без сознания. Туземцы связали ему руки, и я как мог, пытался ему помочь. Остановил кровь, протёр раны. По всей видимости, у него было сотрясение мозга.

В яме нас держали двое суток. Еду не давали. Только воду. Потом дали кабаньи потроха. Все в крови, грязные — остатки свежевания охотничьих трофеев.

Мне было легче переносить голод. Каждый экадаши[14] я делаю упавасу[15].

Господин Крофт мучился немыслимо. Бредил не переставая. Его била лихорадка. Кожа его высохла и побелела как мел.

На третий день нас вытащили из ямы и подвели к дряхлому старцу похожему на забальзамированную мумию. Если таковое возможно, я бы дал ему в два раза больше лет, чем мне сейчас.

Старец ощупал наши конечности, животы и спины. Делая это, он что-то пояснял стоящим рядом соплеменникам. Те