Заветный ковчег Гумилева - Екатерина Барсова

Маша обратила внимание, что Рита успокоилась и перестала злиться, когда разговор заходил об ее родственниках. По вечерам она куда-то уходила и возвращалась поздно – часов в одиннадцать, а то и в двенадцать. Маша не выдержала и спросила ее об этом. Она понимала, что проявляет неприличное любопытство, и ругала себя. Но Рита ответила:

– Я встречаюсь с Матвеем. Он мне здорово помогает. Как психолог.

Маша удивилась.

– Понимаешь, – Рита сидела на кухне в своей любимой позе, уткнувшись подбородком в колени, – Матвей пережил страшную драму – у него в катастрофе погибли мать и сестра. Он остался один. Он тоже был с ними в момент трагедии, но выжил. И Матвей сказал мне мудрую вещь: только смерть все отменяет, и только смерть показывает, что ничего уже не исправишь и не сделаешь. Пока мы живем, всегда есть возможность и ошибаться, и исправлять ошибки. По крайней мере, я перестала болезненно реагировать на своих близких. Я еще не знаю, как поступлю, но эта проблема потеряла для меня свою остроту. Я успокоилась и стала на многое смотреть другими глазами. Благодаря Матвею.

– Это видно по тебе…

– Правда? Хорошо. – Рита о чем-то задумалась.

– А с Элиавом ты сейчас общаешься? – спросила Маша.

– А это здесь при чем? – нахмурилась Рита. – Конечно, общаюсь. И вообще… – Фразу она не закончила.

– Ладно. Пошли спать, – сказала Маша. – Мне вставать завтра рано.

– Ты иди, я еще здесь посижу…

Когда Маша через пятнадцать минут проходила мимо кухни из ванной, то услышала, как Рита негромко напевает какую-то песню. Маша невольно улыбнулась. Есть вещи, которые посторонние замечают довольно быстро. В частности, возникшие симпатии.

Утром Рита ее спросила:

– Как твои дела? А то я со своими проблемами совсем забыла, что тебе тоже нужна поддержка.

– Да все нормально, – улыбнулась Маша.

– Мне кажется, ты все время о чем-то думаешь…

– Есть такое. Но это приятные думы. Это касается семейных дел.

– Как у меня? – усмехнулась Рита.

– Не совсем. Это историческое прошлое моей семьи. Моя двоюродная прабабка Ариадна Федоровна Бориславская уехала из Советской России в тысяча девятьсот двадцать восьмом году, приехала в Париж, но побыла там очень недолго. Главной ее целью была Африка. Но там ее следы теряются. И я не знаю, как ее найти…

– Знаешь, у меня есть знакомая. Я уже упоминала о ней. Сестра Доменик. Именно она подарила мне талисман. Сестра Доменик в составе миссионерской миссии объездила полмира, в том числе была в Африке. Она занималась историей миссионерского движения на африканском континенте. А большинство белых путешественников, так или иначе, общались с миссионерами. Я могу спросить у нее. Кто знает, вдруг отыщется след твоей прабабки. В этой жизни все бывает, я уже ничему не удивляюсь.

На корабле Ариадну тошнило почти всю дорогу. Она считала себя крепкой, но даже ее организм стал давать сбой в связи со всеми этими безумствами.

На корабле она старалась ни с кем не заводить знакомства, она боялась расспросов. Ей нужно было полностью исчезнуть, не оставив следов, и поэтому новые друзья были ни к чему. За столиком она оказалась в компании молодых супругов – Веры и Джона Кэмпбеллов из Манчестера. Джон был англичанином, а Вера – француженкой, но, как оказалось, ее мать была русской.

Ариадна теперь представлялась как Анна Ремье. Она решила строго придерживаться легенды, которую сочинила, когда получила новый паспорт. Анна Ремье была родом из Марселя, до русской революции жила вместе с родителями в Санкт-Петербурге, потом, в связи с революционными событиями, они вернулись на родину. В Африку она едет искать троюродного брата, который когда-то уехал туда и больше не подавал о себе никаких известий. Его мать просила разыскать сына.

Вера – симпатичная шатенка с большими серыми глазами, лет двадцати пяти – сразу прониклась к Ариадне симпатией.

– О! Дать матери сына – что может быть благородней! – восхищалась она.

– Да, – пробормотала Ариадна. – Матильда меня очень просила…

Из-за того, что ее укачивало, она постоянно чувствовала себя плохо и старалась не выходить из каюты. Но за обедом приходилось поддерживать беседы.

– А как вы его будете искать? – не унималась Вера. – Это же не так просто. Континент – огромный. И сколько времени займут поиски?

– Пока не знаю, – вздохнула Ариадна.

«Боже мой! – подумала она. – Надо было придумать что-то иное. Кажется, моя версия не стоит и ломаного гроша».

– А куда он уезжал? Где вы планируете начать поиски?

– Пожалуй, на юге Африки, – сказала Ариадна наугад.

– Как романтично! Мы тоже едем на юг…

– Вы ж едете в Сомали, – удивилась Ариадна.

– Должны были ехать, но сегодня утром муж получил каблограмму, ему придется ехать в Южно-Африканский Союз [6], так что наш маршрут меняется. Это так здорово, что мы будем там вместе!

– Благодарю, – пробормотала Ариадна. – Вы очень любезны.

– О как мне хочется помочь одинокой страждущей путешественнице!

«Одинокая женщина всегда вызывает желание покровительствовать ей, – подумала Ариадна, – даже у особ женского пола. Здесь просыпается милосердие, участие… Хорошо, что людские сердца не очерствели окончательно».

Но с другой стороны, как же ей теперь отделаться от новой знакомой? Кажется, она попала в западню – вот незадача. Ариадна не знала, что делать. Ей вспомнились слова тетушки: «Если не знаешь, что делать, положись на волю Божью». Похоже, ей больше ничего и не оставалось… Она должна следовать тому маршруту, который был ей предназначен и завещан поэтом с беспокойными глазами, но свидетели в этом деле не нужны.

– Вы о чем-то задумались? – не унималась Вера.

– Да. Кое-что вспомнилось.

– Приятное? Простите! – спохватилась Вера. – Наверное, я слишком любопытна, но я так немножко… Как это по-русски? Одичала! – Она скосила глаза на Джона, но тот сидел с невозмутимым видом.

«Интересно, – неожиданно подумала Ариадна, – смогла бы я жить с таким человеком, которого ничем не проймешь? Может быть, в этом и есть счастье брака: когда каждый движется по своей орбите и никто никому не мешает? Но мне ли судить о браке? – усмехнулась про себя Ариадна. – Тетушка Марья Петровна была крайне добра и никогда не говорила мне о замужестве, но я чувствовала, что она хотела мне лучшей женской доли».

При воспоминании о тетушке, которая умерла два года назад, у Ариадны в горле встал комок.