Формула Бога. Возвращение - Юрий Витальевич Яньшин

всех отношениях примерным сыном, он по примеру отца тоже с юных лет занимался историографией. Однако, в отличие от него, скованного в своих суждениях корпоративной этикой служебного положения, взгляды на окружающее имел гораздо более прогрессивные, о чем никогда не стеснялся публично заявлять, что служило предметом частой головной боли для его именитого предка. Помогая отцу в составлении «Анналов», частенько вставлял в них, видимо пользуясь отцовским «недоглядом» свои суждения и нелицеприятные выводы о правлении римских императоров, обличая как их деятельность, так и окружающую их атмосферу. Во все времена правду любят только в отношении к другим, но не к самому себе. Так всегда было, есть и будет во все времена. Не любили правду и римские императоры — Нерва, Траян и Адриан, но вследствие того, что Публий был слишком влиятельной фигурой на шахматной доске империи, до поры до времени помалкивали, втихомолку скрипя зубами от негодования. Холостяк по призванию, настоящий демократ по убеждениям, бескорыстный умница, всю жизнь вынужденный выглядывать из-за плеча своего именитого отца, Герард мог прожить свою жизнь в неге и роскоши, ведя неторопливые беседы с людьми своего круга о философии и искусстве, меценатствуя и участвуя в светской жизни. Но не таков был наш герой. Сразу после смерти отца, случившейся в 110 году н. э. он продал все Рейнские земли, принадлежавшие отцу, отпустил на волю всех рабов, предварительно снабдив их «подъемными», а на вырученную немалую сумму потратил на строительство первой бесплатной публичной библиотеки и лечебницы, для содержания в ней больных проказой. И все бы ничего, если бы этим все и ограничилось. Так нет. Он решил написать, когда-то обещанное, но так и не выполненное отцом жизнеописание правления последних трех императоров из династии Антонинов, а также Октавиана Августа, естественно в своей критической манере изложения. Хуже того, он не только решил написать сей труд, он его написал и издал за свой счет. Этого то ему правящие круги во главе с императором Пием Антонином и не простили. Была ли это цикута, излюбленный яд римских императоров, поднесенная ему в кубке на каком-то из симпозиумов, или сок белладонны, подмешанный в еду, подкупленным слугой, история об этом хранит молчание. Да это уже и не так важно, как не раз он сам говаривал. Важно то, что в результате стечения трагических обстоятельств, Герард Петрович оказался в Раю. Поживши непродолжительное время в европейском секторе, и перелаявшись вусмерть с тамошними историками и философами, включая одного из своих византийских родственников по побочной ветви, в середине VI века, прибыл сюда, прельстившись новизной недавно образованного сектора. Да так тут и остался. Всю жизнь любивший учиться, окончил, неожиданно для всех академию ангельской службы, где попутно с историей увлекся темпорально-пространственными перемещениями. Став одним из крупнейших теоретиков темпорологии, сделал неплохую карьеру, дослужившись до звания генерал-майора, сменив на посту начальника отдела наблюдения и контроля прежнего руководителя ушедшего на пенсию и по примеру еще одного римского императора Диоклетиана II и занявшегося выращиванием капустных кочанов.

Калитка была открыта нараспашку, приглашая гостя войти в нее. Загородный дом Герарда Петровича, исходя из пристрастий и привычек своего хозяина, представлял собой типичный двухэтажный домус с побеленными известью стенами и красной черепицей. Здесь под одной крышей были собраны помимо самого дома еще целый ряд подсобных помещений, сгруппированных вокруг атриума с небольшим фонтаном в центре и также небольшим садиком с южной стороны. К дому от самой калитки вела, выложенная желтоватого оттенка камнями дорожка, в шутку названная хозяином КВЖД (камнями выложенная желтая дорога). В раскрытом окне второго этажа показалась, абсолютно лишенная всякой растительности, голова начальника отдела. Приветливо заулыбавшись входящему Левушке, она прокричала в радостном возбуждении:

— Проходи-проходи! Поднимайся сюда ко мне.

Вершинин быстро взбежал на крыльцо и зашел в уже заранее открытую дверь. После яркого солнечного дня, глаза не сразу привыкли к полумраку огромной прихожей.

— Лестница слева, — послышался предупреждающий голос сверху.

Слегка запыхавшись от крутизны каменных ступенек и волнения от предстоящего разговора, Левушка очутился в просторном, но несколько пустоватом зале с высокими потолками и выложенным мозаичной плиткой полом. Хозяин стоял в проеме окна, одетый в белую майку и треники с характерными «адидасовскими» лампасами.

— Здравствуйте еще раз, Герард Петрович! — поприветствовал майор, протягивая руку генералу в майке.

— Привет, Левушка! — осклабился хозяин, пожимая протянутую руку двумя своими. — Я смотрю, и впрямь дело немешкотные, раз ты примчался к старику, не переодеваясь, в мундире, — указал он пальцем на хитон майора.

— Ой, и не говорите Герард Петрович! Да что там мундир?! Я и крылья то не сдал в гардероб, так, в тумбочке пристроил! — пояснил Левушка, умалчивая однако по какой причине это сделал.

— Да уж вижу. Видок у тебя какой-то растерянный. Проходи, садись, приди немного в себя, — указал он на широкий диван с высокой спинкой. — А я пока за тобой поухаживаю.

С этими словами он подкатил к усевшемуся на диван Левушке тележку, уставленную всякими яствами, начиная от бутербродов и салатов и кончая пирогами, судя по запаху с рыбной начинкой. Громадный никелированный кофейник и под стать ему громадные чашки, завершали «мобильный» пиршественный стол. В такую же громадную сахарницу была воткнута ложка, как флаг, над поверженной Иводзимой. Из кофейника распространялся, одуряющее ароматный запах, свежезаваренного кофе.

— Копи-лювак? — спросил Левушка, подозрительно косясь на кофейник.

— Да нет! Что ты?! — засмеялся гостеприимный хозяин. — Всего лишь мокко. Не бойся. Пей. Судя по твоему виду, пообедать тебе сегодня не удалось. Так что, приступай. Дела потом.

Левушка, нисколько не чинясь, пододвинул к себе тележку, и уже собрался расстелить на ногах салфетку, взяв ее тут же из аккуратной стопки, как обнаружил, что до сих пор сжимает в кулаке флешку с записью дневных экспериментов. Это не укрылось от всевидящего ока начальства:

— Что это там у тебя в руках?

— Бомба! — произнес майор, жуя бутерброд с брынзой и укропом.

— Ага! И стало быть, ты не нашел ничего лучшего, как принести мне ее сюда, чтобы взорвать в моем доме?! — поднял в недоумении брови шеф. — Ничего не скажешь, хорош у меня помощничек! — с нескрываемым ехидством добавил он.

Видя, как помощник начинает краснеть от смущения, тут же подбодрил:

— Да ты ешь-ешь, не смущайся. Брынза хорошая. И сыр с молоком тоже. Мне их регулярно поставляет соседка по участку. Так что, сначала еда, деловые разговоры потом.

— Спасибо, Герард Петрович. Я уже поел — с трудом проглотив слишком большой кусок бутерброда, проговорил майор. — А только то, что я вам сейчас принес, действительно является, в какой-то мере бомбой. Если не в