Сказание о Доме Вольфингов - Уильям Моррис

И он всё спешил вперёд, так быстро, как позволяла его старость, ещё надеясь вернуть Тиодольфу его кольчугу.

Когда Тиодольф вернулся к своим родичам, бившимся с врагами, поднялся громкий рёв голосов, ведь многие считали, что он мёртв. Воины собрались вокруг него и кричали, от всего сердца радуясь возвращению товарища. Старик, возражавший Тиодольфу (а звали его Йорундом из рода Вольфингов), подошёл к нему с кольчугой, и князь надел её, даже не заметив этого. Всем своим сердцем он был уже в битве с римлянами, внимательно наблюдая за тем, что они делают. Князь подметил, что они отходят в правильном порядке, как если бы их превзошли числом, но не опрокинули. Он собрал своих людей вместе и заново построил их, так как во время сражения и погони ряды готов смешались. Теперь готы встали уже не клином, а в ряд, где по трое, где по пятеро человек в глубину или даже больше, ведь противник был совсем близко, и готы превосходили его числом, к тому же римляне уже устали. Князь, да и все войны считали лёгким делом окончательно разбить врага, а затем ринуться к бражному залу Вольфингов и напасть на тех, кто остался там, очистив его от чужаков. Однако Тиодольф опасался, что к римлянам может подоспеть помощь от второй половины их войска, ведь с тыла им ничего не угрожало, и они могли выслать большое число людей на подмогу товарищам. Впрочем, мысль ускользала от Тиодольфа с тех пор, как он вновь надел кольчугу. Земля словно колебалась у него под ногами, и он ходил будто бы во сне. Тиодольф смотрел по сторонам, но всё было не так, как раньше, когда во время битвы он не видел ничего, кроме врага, и не надеялся ни на что, кроме победы. Теперь ему казалось, что рядом с ним Солнце Леса. Она не мешала ему, наоборот, словно бы его собственное желание привело её сюда, и он сам не позволял ей уйти. Временами ему казалось, что её красоту он видит яснее, чем воинов вокруг, и действительно, его глаза будто бы затуманил сон. Он чувствовал себя как человек, который засыпает, ещё пытаясь сделать что-то, что пора оставить. Сон сгущался вокруг него, и враг менялся на глазах. Тиодольфу уже казалось, что это не суровые смуглые гладколицые воины со стальными щитами и в железных шлемах с гребнями, а крупноголовые человечки маленького роста с длинной бородой, тёмным лицом и жутким скрюченным телом. Он смотрел вперёд и какое-то время ничего не видел, а голова его кружилась, словно ему нанесли сильный удар.

Готы немного замедлились и смутились: Тиодольф не летел на врага, словно сокол на добычу, как раньше. Римляне же остановились и снова развернулись лицом к противнику. Теперь они стояли выше, там, где склон поднимался к жилищу Вольфингов. Сердца их приободрились, ведь враги видели, что готы медлят с атакой, а солнце уже опускалось, и близился вечер.

Наконец, Тиодольф повёл войско вперёд, держа высоко в правой руке Плуг Толпы; правда, левую руку он протянул в сторону, словно вёл кого-то. Шагая, он бормотал: «Когда эти ненавистные сыны нижнего мира освободят нам путь, чтобы мы могли остаться наедине и насладиться друг другом посреди цветов и солнца?»

Но только два войска сблизились, как снова раздался гул далёких труб, и готы поняли, что это второй отряд римлян пришёл на помощь товарищам. Враги закричали от радости, а готы, не в состоянии больше сдерживать свой пыл, яростно ринулись в атаку. Тиодольф к этому времени уже настолько был опутан сном, что скорее сам шёл вместе со своими людьми, чем вёл их. Он всё ещё держал Плуг Толпы в правой руке и на ходу бормотал себе в бороду: «Бейте спереди, бейте сзади, бейте справа, но никогда не бейте слева!»

Войска столкнулись. Как и раньше, ни готы не могли отбросить римлян, ни римляне не могли заставить готов бежать. Многие из воинов Марки волновались и беспокоились. Они знали, что вражеская подмога уже недалеко, они слышали, как ближе и радостнее трубили трубы. Наконец, когда готы уже устали от сражения, звуки труб прозвучали так громко, как если бы они пели в ушах сражавшихся. Раздался топот бегущих пехотинцев, и готы поняли, что на них сейчас обрушится свежее войско. Тогда те римляне, перед которыми не было в тот момент врага, подались направо и налево, и свежие воины пробежали между ними, напав на воинов Марки, влившись в сражение, как речная вода выливается через открытый шлюз плотины. Они шли правильным строем, не ломая ряды, но быстро, и теснили готов, прорвавшись сквозь их строй и погнав их по склонам холмов.

Всё же воины готов сражались отважно. Они вновь и вновь останавливались, обращаясь лицом к врагу отрядами по двадцать, сорок или двести человек. Хотя многие были убиты, но перед этим они сами убили или ранили римлянина, а были и такие, самые старые из готов, что сражались, словно они и несколько человек вокруг – это всё, что осталось от войска. Они не замечали, как другие отступали, как римляне обходили их, отрезая от родичей, и продолжали сражаться до тех пор, пока не падали под многочисленными ударами врага.

И всё же строй готов был разбит. Многие погибли, а оставшиеся в живых были вынуждены податься назад. Казалось, их вот-вот загонят в реку, и тогда всё будет потеряно.

С Тиодольфом же произошло вот что. Вначале, когда напали свежие силы римлян, он будто бы вновь пришёл в себя. Издав клич Волка, князь бросился в гущу сражения, многих убил и не был ранен, так что через мгновение вокруг него образовалась пустота – такой страх он вселил в отважные сердца врага, но те воины, которые стояли рядом с ним и видели его, заметили, что он был бледен, как смерть, а взгляд его был отрешен. Внезапно, пока Тиодольф стоял, устрашая сомневавшихся врагов, что окружили его, на него обрушилась слабость, Плуг Толпы выпал из его рук, и он сам упал на землю, как подкошенный.

Тогда некоторые из тех, кто видел его, решили, что он боролся с какой-то тайной болью, пока, наконец, не мог уже больше терпеть. Другие решили, что на него и на все роды Марки свалилось какое-то проклятие, третьи подумали, что он мёртв, а четвёртые, что он потерял сознание. Но жив он был или мёртв, готы не могли оставить своего князя в гуще врагов. Они подняли его и собрали вокруг смелых воинов, крепко державшихся пред лицом врага, защищая поверженного князя и не сгибаясь под бурным натиском римлян. Так получилось небольшое войско, и противник не мог рассеять его.

Готы прорывались сквозь римский строй, и теперь их вёл Аринбиорн из рода Берингов. Он собирался достичь какой-нибудь возвышенности и сражаться там не на жизнь, а на смерть. Часто отражая атаки врага и собирая по пути новых воинов, готы достигли холма, который одним склоном уходил к броду, а другим к месту, где происходило сражение. Там они остановились лицом к врагу, как люди, которых можно убить, но не победить. Собранные ими по дороге лучники выбежали из-за флангов и стали обстреливать римлян, у которых не было пращников или лучников (они остались у поселения Вольфингов). Римляне некоторое время стояли, не атакуя, и тем самым дали войску Марки отдышаться, и это стало спасением для сынов Тюра. Напади на них римляне со всем жаром и упорством, готы пали бы все до единого, ведь они потеряли своего предводителя либо мёртвым, как думали одни, либо, как думали другие, проклятым богами. На сердце готских воинов было тяжело. Они крепко стояли бы на холме, пока не свалились бы замертво, почти не надеясь ни на что и понимая: умри они там, никто и ничто не встанет между готским народом и римскими захватчиками, и вся Марка будет разорена.