Бей первой, леди! - Кирилл Казанцев

А потом боль вернулась, вместе с ней свет и голоса, что звучали где-то высоко. Макс смотрел туда, но видел только очертания, смутные фигуры, они шевелились и размахивали руками, как ему показалось. Потом все изменилось, тени исчезли, вернее, обрели плоть и объем — в лицо плеснули водой, и Макс увидел, что сидит у стенки в коридоре, что на полу кровь и перед ним стоит человек. Потом рывком за волосы его заставили поднять голову, и Макс увидел Рогожского.

Спокойный, бледный, весь в черном, как эсэсовец, он посмотрел на Макса, выдернул из кобуры на поясе пистолет и приставил дульный срез ко лбу Макса.

— Где она? — услышал он, отвел взгляд и провел рукой по щеке — на пальцах осталась кровь. Она текла из носа и разбитой брови, губам тоже досталось, Макс вытер их ладонью и запрокинул голову.

— В Москве, — сказал в ответ, — утром уехала.

Рогожский склонил голову набок, чуть скривился и сказал:

— Врешь. Где Юлька и где доверенность? Считаю до трех. Раз…

— Три. Стреляй, — перебил его Макс и снова задохнулся от боли: Рогожский врезал ему ногой по ребрам. И, не давая прийти в себя, ударил еще раз, но тут Макс успел увернуться, и ботинок заместителя вдовы врезался в стенку.

— Ублюдок, — тихо сказал Рогожский, — тебе не жить. Где она? — На этот раз Макс едва не оглох от крика. Таких воплей от Рогожского он за все время их знакомства не слышал и не подозревал, что тот умеет так визжать. Не просто визжать, а с пеной у рта, с покрасневшими белками глаз, с содроганиями вроде конвульсий. Пистолет дергался, холодил кожу, Макс извернулся и врезал Рогожскому ногой по голени.

Того швырнуло назад, аккурат в дверь ванной, та распахнулась под натиском, заместитель вдовы улетел внутрь и чем-то загрохотал там. Два охранника кинулись на помощь начальству, но с тазиком и шваброй Рогожский справился сам, вылез из ванной бледный аж до синевы, опустил предохранитель и передернул затвор:

— Убью, мразь, наркоман паскудный. — Он даже говорил с трудом, от бешенства сводило губы и язык плохо слушался. Макс ухмыльнулся во весь рот, сплюнул на пол кровью и сказал:

— Валяй, стреляй. Только не промажь, а то неловко выйдет, подчиненные не поймут.

Рогожского аж затрясло, он двумя руками, как на стрельбище, вскинул пистолет, прицелился, Макс смотрел в черный глазок дула без страха, скорее с любопытством — первый раз довелось по эту сторону оказаться, до того все больше с другой стороны смотрел. «Надо было тогда пистолет с собой прихватить. Дурак я, не догадался», — мелькнула чертовски своевременная мысль, к горлу подкатила тошнота, и Макс прикрыл глаза. А когда открыл, напротив стояли уже двое, Рогожский и тот самый детина в черном, он накрыл ладонью ствол и опустил его к земле.

— Может, не здесь? — разобрал Макс, и Рогожский опомнился, убрал оружие и кивнул. Макса подхватили под руки, вздернули на ноги, стены качнулись, выгнулись волной, но сразу вернулись в исходное. Голова немного кружилась, болели ребра и затылок, детина открыл дверь и первым вышел на площадку, побежал вниз. Макса вытащили следом, хоть он и мог идти сам, но заломленные за спину руки не давали разогнуться.

— Ой, — сказали над головой, — что случилось? Максим Сергеевич, что с вами? — это суетилась рядом Маринка, Макс видел ее толстые ноги в рваных тапках и подол халата расцветки «огурцы».

— Лишнего выпил, — сказал Рогожский, — не рассчитал на радостях. День рождения у него сегодня, вот и расслабился.

— День рождения! — снова развеселилась Маринка, она выскочила вперед, преградив им дорогу, и предложила: — А давайте вместе выпьем! У меня есть, я вчера купила… Ну, мальчики, ну давайте по чуть-чуть…

Макса замутило, желудок скрутил спазм, горло раздирало от кашля. Из разбитых губ на пол закапала кровь, его рванули, потащили вниз, но он успел обернуться. Маринка приплясывала на пороге своей квартиры, полы халата разошлись, обнажив жирные ляжки. Рогожский боком прошел мимо, спустился немного вниз и сказал:

— Попозже, сейчас некогда. Мы его к врачу отвезем и вернемся. Мы быстро, а ты без нас пока начинай.

И пошел неторопливо вниз.

У подъезда поджидал черный «Ровер», за рулем сидел тот самый верзила. Макса втолкнули на заднее сиденье, второй охранник оказался рядом, Рогожский сел впереди, и машина тронулась. Макс откинул голову на подголовник и прикрыл глаза. В окно можно не смотреть, и так все понятно — минут через пятнадцать, если дорога будет свободной, он вернется в поместье вдовы.

Получилось даже быстрее, псам Рогожского точно черт ворожил. И светофоры зеленым горели, и пробок не было, да что там пробок — машины куда-то подевались, точно не рисковали соваться на одну полосу с «Ровером», что пер едва ли не по разделительной. Как всегда, впрочем, по-другому ни вдова, ни ее заместитель себе перемещение по городу не представляли, и спецсигнал был им без надобности. Мост проскочили моментально, свернули на прилегающую дорогу, да так лихо, что машину занесло. Но она быстро выровнялась и полетела дальше, притормозила перед воротами и проскочила в просвет между створкой и столбом, едва не чиркнув по нему боковым зеркалом.

В поместье их уже ждали, ворота были открыты настежь, «Ровер» ворвался в них, промчался по дорожке, снова заложив нехилый вираж, и Макс сообразил, куда его везут, и оказался прав. «Ровер» остановился у гаража, охранник на ходу открыл дверцу, Рогожский выскочил первым, и Макс успел заметить, что заместитель вдовы отбежал в сторонку, прижимая к уху мобильник. Доклад даме сердца, понятное дело, она ждет, поди, весточки, не дождется, и вот наконец принеслась благая весть.

Макс сам выбрался из машины, и его перехватили у дверцы, заломили руки за спину и потащили к гаражу. Так и есть, не ошибся, разговаривать там будем, да какая, в сущности, разница, где? И никого поблизости, ни одной живой души, чувство такое, что поместье разом опустело и, кроме них троих, тут никого нет.

Голова еще гудела, дышать было тяжело, перед глазами то и дело всплывала искристая серая муть, от нее тошнило, и Макс пару раз сплюнул на дорожку, а потом на бетонный пол. Стало темно и холодно, его протащили в самый конец, мимо «Мазды», мимо белого «БМВ» вдовы, проволокли за стеллажи и швырнули к стене. Макс удержался на ногах, сел на трубу, что шла вдоль всего помещения, осмотрелся. Справа стеллажи с коробками, ящиками и канистрами, слева стол, заваленный всяким хламом, полки над ним, воняет маслом и бензином. Знакомое местечко, темное и грязное, отличный выбор.

Из-за стеллажей показался Рогожский, охранники расступились перед ним, он встал напротив Макса, осмотрел того с головы до ног и сказал:

— В последний раз спрашиваю — где она? И не ври, что не знаешь, вас видели, как вы уходили через калитку.

Да ладно, где ты мог это видеть, не бери на понт, как говорится! Видел он… Что он там видел, когда весь дом был обесточен! Как Левицкая коньяка, или чего она там тогда, налакалась, это он видел, а остальное…

Рогожский точно мысли Макса прочитал, скривил губы в нехорошей гримасе и сказал: