Клуб радости и удачи - Эми Тан

Мама продолжала, будто не расслышала моих слов:

— Это правда, мы всегда умели побеждать. Ну вот, теперь ты знаешь, что у тебя внутри, почти все лучшее — из Тайюаня.

— А я думала, мы добились побед только в производстве игрушек и на электронном рынке, — сказала я.

— С чего ты это взяла? — резко спросила она.

— На всем написано: «Сделано в Тайване».

— Ай! — громко вскрикнула она. — Я не из Тайваня!

Тоненькая ниточка, которую мы было протянули между собой, мгновенно порвалась.

— Я родилась в Китае, в Тайюане, — сказала она. — Тайвань — это не Китай.

— Мне просто показалось, что ты говоришь «Тайвань», — звучит одинаково, — сердито бросила я, досадуя, что она придала значение этой непреднамеренной ошибке.

— Совсем по-другому звучит! И страна совсем другая! — сказала она обиженно. — Там люди только воображают, что они в Китае, потому что если ты китаец, то в мыслях никогда с Китаем не расстаешься.

Воцарилась тишина, шах. И вдруг ее глаза загорелись:

— Послушай, вместо Тайюань ты можешь говорить Бин. Его там все так называют. И тебе легче выговорить. Бин — это вроде прозвища.

Она написала иероглиф, и я кивнула, как будто от этого все полностью прояснилось.

— Так же самый здесь, — добавила она по-английски. — Нью-Йорк называть Большой Яблоко, а Сан-Франциско — Фриско.

— Никто так Сан-Франциско не называет! — рассмеялась я. — Кто так говорит, ничего лучше придумать не может.

— Теперь ты понимать, что я иметь в виду, — сказала мама победно.

Я улыбнулась.

Я и вправду наконец поняла. И не только то, что она только что сказала. Я поняла, как все было на самом деле.

Я увидела, за что с ней воевала: за себя, испуганного ребенка, спрятавшегося много лет назад в безопасное, как мне казалось, убежище. И, забившаяся в свой угол, укрывшаяся за невидимым барьером, я считала, будто знаю, что находится по другую сторону. Ее коварные нападки. Ее тайное оружие. Ее ужасная способность отыскивать мои самые слабые места. Но выглянув на мгновение из-за барьера, я наконец смогла увидеть, что там на самом деле: старая женщина, с казаном вместо щита, со спицей вместо меча, ставшая немного ворчливой за время терпеливого ожидания того момента, когда ее дочь выйдет из своего укрытия.

Мы с Ричем решили отложить нашу свадьбу. Мама сказала, что для медового месяца в Китае июль не лучшее время. Она это знает, потому что они с отцом только что вернулись из Пекина и Тайюаня.

— Лето слишком жаркий. Ты будешь весь пятна, и лицо красный, — говорит она Ричу.

Рич усмехается, тычет большим пальцем в сторону мамы и говорит мне:

— Ты веришь тому, что слетает с ее губ? Теперь я знаю, от кого ты унаследовала такую нежную и тактичную натуру.

— Вам надо ехать октябрь. Это лучший время. Не слишком жаркий, не слишком холодный. Я тоже туда ехать октябрь, — авторитетно заявляет она. И поспешно добавляет: — Конечно, отдельный от вас!

Я нервно смеюсь, а Рич шутит:

— Ну и зря! Это было бы замечательно, Линьдо. Вы бы переводили нам все меню, чтобы мы по ошибке не съели змею или собаку. — Я его чуть не убила.

— Нет, я не этот иметь в виду, — упорствует мама, — я не напрашивать. На самом деле.

Но я-то знаю, что она думает на самом деле. Ей бы очень хотелось поехать с нами в Китай. В таком случае я бы там извелась: три недели ее жалоб на плохо вымытые папочки и холодный суп, по три раза на дню, — ну нет, это было бы настоящим кошмаром.

Но все же где-то в глубине души я считаю, что это прекрасная мысль. Мы втроем, оставив все наши различия позади, вместе поднимаемся на борт самолета, садимся бок о бок, взлетаем и движемся на запад, чтобы попасть на Восток.

Когда-то я верила всему, что говорила моя мама, даже не понимая, что она имеет в виду. Когда я была маленькой, она говорила, что если заблудившиеся духи кружат под нашими окнами и воют: «Ву-ву-ву», просясь, чтобы их впустили в дом, значит, скоро пойдет дождь. Она уверяла, что если дважды не проверить перед сном, что двери заперты, то они сами собой раскроются среди ночи. Она утверждала, что, в отличие от зеркала, видит меня насквозь, даже если я нахожусь совсем в другом месте.

И всему этому я верила. Такая сила убеждения была в ее словах.

Она говорила: если я буду слушать ее, то узнаю, что знает она: самые верные слова всегда приходят сверху, самыми первыми, на открытом дыхании. А если я не буду слушать ее, говорила она, то мои уши будут склоняться к словам других людей, которым не надо придавать большого значения, потому что они приходят не сверху, а из самой глубины сердца, где у каждого запрятаны собственные помыслы и нет места для меня.

Слова, которые произносила мама, приходили сверху. Я припоминаю, что всегда смотрела на ее лицо снизу вверх — со своей подушки. В те времена мы с сестрами спали все вместе на большой двуспальной кровати. У моей старшей сестры Дженис была аллергия, поэтому по ночам она всегда свистела как птичка, за что получила прозвище Нос-Свистулька. Руфь была Костяная Нога, потому что умела растопыривать пальцы на ногах как ведьмины когти. Мое прозвище было Глазок-Бояка, потому что я боялась темноты и всегда крепко-крепко зажмуривалась, а это, по мнению Дженис и Руфи, было глупостью. В детстве в течение нескольких лет я всегда засыпала последней. Я изо всех сил вцеплялась в постель, чтобы подольше не засыпать.

— Твои сестры уже отправились в гости к Старому Мистеру Чоу, — шептала мама по-китайски. По ее словам, Мистер Чоу охранял двери, ведущие в мир сновидений. — Ты тоже готова повидаться со Старым Мистером Чоу? — И каждую ночь я отрицательно трясла головой.

— Старый Мистер Чоу показывает мне плохие места, — плакала я.

Старый Чоу отправлял моих сестер в мир снов, но на следующее утро они никогда ничего не помнили. Он широко распахивал дверь и для меня, но, когда я пыталась проскользнуть в нее, быстро захлопывал ее, стараясь пришлепнуть меня, как муху. Вот почему я всегда пулей вылетала назад.

Но в конце концов Старый Мистер Чоу уставал и оставлял дверь без присмотра. Кровать тяжелела у изголовья и медленно запрокидывалась назад. В результате я соскальзывала с нее головой вперед, пролетала сквозь дверь Старого Мистера Чоу и приземлялась в доме без окон и дверей.

Помню, однажды мне приснилось, что я провалилась сквозь дырку в полу в доме Старого Мистера Чоу и оказалась в ночном саду. Я услышала, как Старый Чоу кричит: «Кто забрался ко мне на задний двор?» — и побежала. На бегу я топтала какие-то растения с кровавыми прожилками, потом неслась по длинным грядкам, переливавшимся всеми цветами радуги, мимо клацающих зубами львиных зевов,[9]пока не оказалась на огромной детской площадке, где рядами стояли одинаковые квадратные песочницы, и в каждой лежала новая кукла. И моя мама, которая находилась совсем в другом месте, но тем не менее видела меня насквозь, сказала Старому Мистеру Чоу, что знает, какую куклу я выберу. Поэтому я решила взять совсем другую.