Бомбардир - Юрий Корчевский

Вернувшись в дом, застал растерянных домочадцев – хозяин и муж вернулся, тут же убежал и стоит на дороге. Я обнял Настю, Мишу – большой уж стал, пора к делу пристраивать, поздоровался с Сидором. Вдвоем, пыхтя, еле притащили сундук из коридора в ближайшую комнату – это оказалась трапезная. Челядь с интересом уставилась на сундук, но я их спровадил, не тот случай. Остались Настя, Миша и Сидор. Открыл сундук – и все ахнули. В чаше тускло светилось золото. Я запустил руку и устроил водопад из монет. Знаком показал Сидору, мы взялись за чашу и поставили на стол. Настя заохала, стала ходить вокруг стола, разглядывая чашу со всех сторон. Работа была изящной, по серебру вчеканено золото, причем с большим вкусом. Картины очень реально изображали сцены охоты, было их всего четыре. Охотники, как можно было догадаться, были викинги – бородатые, с прямыми мечами и рогатинами. По ободку тянулась непонятная надпись, похоже на древние руны. Чем больше мы рассматривали чашу, тем больше открывалось деталей. Только более-менее рассмотрев чашу, я понял, насколько велика ее цена. Думаю, что она стоила дороже золота, что было в ней.

Золото ссыпали в кожаные мешки и унесли в мой кабинет, поразмыслив – чашу тоже. Накрыли стол, мы в том же составе уселись, все не спеша ели, мы с Сидором выпили водочки. Я рассказывал, как добирался, какой дворец у шведского короля, Настя интересовалась – чем и как кормили, Сидор – какое оружие видел. Когда я рассказал о стычке с разбойниками, Сидор лишь уважительно покрутил головой – познакомиться да поучиться бы у таких воинов. В общем, рассказы растянулись на весь вечер, единственное, о чем я умолчал – о самом заболевании короля, но к этому в доме привыкли. Когда мы с Настей удалились в свою спальню, она спросила:

– Юра, а что мы будем делать с такой кучей золота! Не дай бог, проведает кто, беды не оберешься.

– Да кто проведает – шведы уехали, возничий и не знал, что в сундуке, Сидор, ты и я молчать будем, думаю, и Мишу особо предупреждать не надо, он парень умный.

– Боязно мне как-то, любимый. Придумай, дело какое заведи али еще что.

Я пообещал подумать. И в самом деле – я стал реально богат, не так, как, скажем, граф Строганов, но многих купцов обошел, а может и дворян. Крепко надо подумать, с этой мыслью я и уснул.

От души выспался, проснулся около полудня, уже истопили баньку, сходил с Сидором, хорошо попарился, позавтракали, а вернее пообедали, и я удалился в кабинет. Стоял один вопрос – куда вложить этакую прорву денег – прииск изумрудный и так уже работает, прибыль приносит, водочное производство расширять не потребует капитальных вложений, заняться нефтью – буровое оборудование нужно, да и кому в эти времена нужен бензин или керосин – сбыта не будет. Ешкин кот, на ум не приходило ничего путного. Стал перебирать в голове – а что ценилось современниками? Картины старых художников. Только где их взять в Москве сейчас, пожалуй в Голландии, Испании, Италии, Франции – например фламандская живопись. Так, уже неплохо. Что еще? Иконы! Вот куда еще можно вложить деньги попробовать, тем более собирать иконы здесь и сейчас будет выглядеть богоугодным делом. Попробую. Наметив эти варианты, поехал к ювелиру Абраму, может, что и присоветует. Абрам встретил, как всегда – широкой улыбкой. Он потирал руки, шмыгал носом и всем своим видом выражал желание услужить. Проводил меня в кабинет, усадил в кресло, сам присел на стул, придвинулся к столу.

– Неужели еще одну партию камешков привезли, так вроде еще не весна?

– Нет, Абрам, посоветоваться приехал. Ты смышлен, у тебя много родичей и единоверцев по всему свету, подскажи – можно ли купить картины художников – из Франции, Италии, Испании?

Абрам изумленно глядел на меня:

– А что, таки они имеют хорошую цену?

– Не думаю, просто хочу купить, все равно твои приказчики будут в Амстердаме, Париже, может и еще где, пусть узнают.

Абрам долго думал:

– А фамилии у них есть?

– Записывай.

Абрам приготовил перо, чернильницу и бумагу, я стал диктовать. Конечно, я не помнил, кто из них когда жил, я не искусствовед, просто перечислял фамилии, которые были на слуху, те, что помнил после посещения Эрмитажа: Рафаэль, Ван Гог, Леонардо да Винчи, Дюрер. Я назвал десятка полтора-два фамилий. Абрам усердно скрипел пером.

– И что, на этом можно сделать деньги?

– Абрам, а я похож на сумасшедшего?

Он посмотрел на меня:

– Пожалуй, нет.

Посидел, повздыхал, поглядел на меня:

– А может и мне что-то купить?

– Решай сам, картины в цене будут расти, это хорошее вложение капитала, но не быстрое.

Алчный блеск в глазах Абрама померк.

– Ладно, я попробую узнать, но раньше я не слышал, чтобы кто-то на Руси картинки покупал.

Мы раскланялись. Да, я утвердился в решении собирать картины, иконы, книги. Это вложения на века и оценить смогут только потомки, даже не Миша или его дети. Смогут ли только сохранить? Третьяков родится значительно позже.

После некоторых размышлений направился в ближайший храм. Поставил свечи, помолился у иконы святого Пантелеймона – покровителя врачей и болящих, щедро одарил священника серебром.

– Батюшка, хочу приобрести несколько хороших икон домой, как это можно сделать?

– Сын мой, сходи в иконописную мастерскую, закажи иконописцам.

– А может, есть небольшие иконы, которые для церкви маловаты, а для дома будут в самый раз, я сделаю для храма хорошее пожертвование.

– Подожди, сын мой.

Священник ушел в боковую дверь. Долго не было его – около получаса. Затем он вышел, неся в руках небольшую, размером с книгу, икону.

– Вот, святой Георгий.

Я перекрестился, поцеловал икону и приложился к руке батюшки.

– Спасибо!

Достал кожаный кошель с серебром и отдал батюшке, он пробормотал слова молитвы и перекрестил меня. На прощание я спросил:

– А где хорошая иконописная мастерская?

– Езжай в Сергиев Посад, там хорошие мастера.

Ну что же, и на том спасибо.

Дома я разглядел икону – на доске, без оклада, но работа явно старая, краски хоть и яркие, но уже в мелких трещинках. Я взял лупу, осмотрел – подписи иконописца нигде не было. Ладно, начало положено, я повесил икону в своем кабинете.

Пасмурным зимним днем, когда начало смеркаться, в кабинет постучал Сидор, доложил, что у ворот толпятся татары – все конные, одеты богато, хотят меня видеть.

– Проводи главного в мой кабинет, сам из кабинета не уходи, будь при оружии – но чтобы его видно не было – нож, кистень. Неизвестно, зачем они приехали, татар-то мы с тобой обижали иногда, когда они нападали.

Сидор ушел, я сунул заряженный пистолет в стол – басурмане, с них станется. В коридоре послышались шаги, Сидор постучал и проводил в комнату невысокого молодого татарина. Был он в лисьей шапке, расшитом зимнем халате, поверх которого была накинута на плечи бобровая шуба, на ногах красные сафьяновые сапоги. Из-за края шубы выглядывала рукоять сабли, усыпанная самоцветами. Богатенький татарин, небось – мурза. Я встал, предложил гостю сесть, Сидор принял шубу. Татарин начал разговор на неважном русском, но я сразу перешел на татарский, тот не показал вида, но по глазам я видел – удивлен. После расспросов – живы ли мои родственники, здоровы ли дети и жена – соблюдая восточный этикет, татарин перешел к главному. Сам он сын мурзы из ногайских татар, отец его – мурза большого кочевья – заболел, местные шаманы вылечить не могут, будучи в Казани по делам, ему сказали обо мне. Пришел просить – надо отца лечить, у них давно, уже во втором колене – замирение с русским царем, саблю ему на верность целовали. Если отец умрет, волнения могут быть, есть люди, что склоняют пойти под османов. Вся надежда на меня.